На чувство вины, захватившее тогда душу Лаферта — просто никто не обратил внимания. Чувство вины не нарушает целостности. А про дар Олафа никто не знал: имел он спонтанную, врождённую или магическую природу, мог стать препятствием на пути к трону или нет, надо считать его повышенной чувствительностью, или тайным уродством. Признаться, в момент наложения печати юноша надеялся, что, так или иначе, получит ответ.

Под конец сна Омциус спокойно увещевал братишку не делать глупостей, вернуться в родной дом. Протягивал руку, улыбаясь. Объяснял, что нельзя действовать сгоряча и не разобравшись как следует. Принцы ведь очень мало говорили о происшедшем. Лаферт считал, что занял чужое место, а у Омциуса никогда не возникало случая его разубедить.

Сон перекликался с мыслями и реальными воспоминаниями Олафа, скользил из яви в возможность. Смешивался с мечтами и идеалами. Он был светлым и очищающим. Дарил отдохновение не только телу, но и душе. Настойчиво прогоняемое прошлое в этом видении нашло свое место и заполнило, наконец, пустоту.

Юноша проснулся с улыбкой. Потянулся в истоме. Увидеть благодушно настроенного Омциуса — вероятно, хороший знак. Брат всегда заботился о нем. Даже терзаемый обидами. Даже источающий землистый дух недовольства и разочарования.

Устроиться в компанию ветряных перевозок Олаф решил сразу же, как понял, что Омциус не отступится от своей идеи — охранить младшего брата любой ценой. Было довольно волнующе — маячить под носом и в то же время достаточно далеко. Любой ветроаппарат мог вернуть юношу домой, но там его ждало тюремное подземелье. Видимо, с некоторых пор самое комфортное и уютное из всех возможных. Где король мог издать новый указ, отменяющий своё изгнание.

Еще в плену воспоминаний, юноша кинул взгляд на лавку, где лежала Летта. Лавка оказалась пустой. Постель — убранной. Дом был пуст. Летта Валенса исчезла. Словно сон, видение, навеянное магическими силами.

Пытаясь обуздать охватившее душу беспокойство, Олаф огляделся. Ощупывая внимательным взглядом все вокруг, пытаясь отыскать следы пребывания в ничейном домике спутницы. Плаща девушки на перекладине не оказалось. Вещи, одолженные у Олафа, аккуратно висели на спинке стула. Узелок со шкурой недоеда и прочей мелочевкой стоял у двери. По столу, все до единого, рассыпались веером сигменты. С собой она не взяла ничего, кроме найденного перстня.

Он не мог поверить, что Летта все-таки решила в одиночку довести задуманное до конца, и видимо, вполне сознательно навеяла на него сон. Где теперь искать эту упрямицу? Впрочем, он знал ответ на этот вопрос. Главное, было не опоздать.

Олафу хотелось сделать что-то невозможное, например, повернуть время вспять. Ровно до момента, когда он заснул. Уж тогда постарался бы не сомкнуть глаз и не прозевать ухода попутчицы. Навскидку, юноша проспал не очень долго. Но даже этого времени вполне могло хватить, чтобы Летта добралась до ворот Темьгорода. Встретилась с Моргером Тутом, если он ещё служил мэром.

Достаточно, чтобы она совершила непоправимое.

— Мракнесущий тебе навстречу! — выругался юноша невольно.

Он выскочил из дома, взяв лишь деньги и сундучок Востова, которые могли пригодиться, остальное оставил в доме. Наверняка найдется тот, кому понадобятся и сменная одежда, и шкура недоеда.

Юноша весьма смутно представлял себе, как становятся гражданами Темьгорода. Возможно, местный ритуал сродни наложению печати власти? Или вновь прибывшего связывают некоей магической цепью? Ведь что-то же должно удерживать темьгородцев в пределах их гетто? Обо всем этом наследным принцам не рассказывали. И все же обряд едва ли был долгим, а значит времени оставалось в обрез.

Юноша бежал к городским воротам. Встречный ветер терзал легкие, драл волосы и засыпал глаза мелким сором. Но все это была ерунда. Словно часы, в висках стучала кровь, и каждое утекающее мгновение причиняло боль. Он должен успеть! Пока Летта не стала тенью Империи, пока ей еще можно любить и быть любимой. Пока есть надежда. Пока. Есть. Всё…

Городская таможня уже открылась, что, впрочем, не удивляло, обычно доступ к любому городу давали на рассвете, а его Олаф проспал. Запертые на ночь ворота теперь были распахнуты, словно Темьгород ничем не отличался от всех остальных городов Империи. Стражник — не закованный в латы солдат, а немного заспанный служащий, весьма обычного облика, без признаков каких-либо уродств — неторопливо и придирчиво осматривал приезжих. Он проверял документы, невозмутимо копался в тюках и свертках, не претендуя, впрочем, на их содержимое.

Пока Олаф бежал по дороге, две или три повозки проехали внутрь Темьгорода, еще несколько образовали перед воротами небольшую очередь. Пассажирами были люди весьма удивительного облика: двухголовый мужчина, прижимающий к своей груди размеренно тикающие ходики, мать, обнимающая спящего ребенка с несоразмерно длинными руками и бочкообразным телом, одноглазый гигант и восьмиухий карлик. Видимо, все приехали в Темьгород по доброй воле, рядом с ними не наблюдалось сопровождающих магов. Приезжие тихо переговаривались между собой и держались спокойно, что несколько обескуражило Олафа. Он привык думать, что в Темьгород везут исключительно силой, и несчастные изгнанники кричат, плачут и ужасаются ждущей их участи. Но реальность оказалась совсем иной. Въезд в Темьгород, пожалуй, происходил даже спокойнее, чем в любое другое место.

Юноша встал в конец очереди, скрывая свое нетерпение и невольное любопытство. Можно представить, как всех этих людей достали праздные взгляды и бестактные замечания. Не хватало еще, чтобы в дверях своего оплота — а для них Темьгород, видимо, и был таковым — они почувствовали то же, что и обычно.

Олаф опустил голову и старательно разглядывал запыленные носки своей обуви, пока ленивый страж не постучал по плечу пальцем.

— Цель приезда? — поинтересовался мужчина, окидывая его жутковатым взглядом светло-серых глаз без зрачка и ресниц.

— Я ищу девушку, — не в силах оторваться от лица таможенника, ответил юноша. — Она прошла в эти ворота рано утром. Без багажа, возможно, спрашивала Моргера Тута, или мэра.

— Моргер Тут и есть мэр, — усмехнулся собеседник, хлопнул юношу по плечу и вынес вердикт. — В посещении отказано.

— Как отказано? — возмутился проводник.

Но страж уже переключился на следующего посетителя — закутанного в лохмотья странника. Откинув тряпье, последний выставил напоказ вросшего в его худосочное тело миниатюрного близнеца. Переругиваясь с тем на какую-то бытовую тематику, странник достал документы.

— Бенедикт и Юнит? Совет оповестил о вашем прибытии, — таможенник привычно шлепнул пропускную печать прямо на протянутую ладонь прибывшего и пропустил его в ворота.

В этот миг Олаф готов был отдать что угодно за лишнюю руку, ногу или голову. Он даже согласился бы заиметь третий глаз во лбу.

— А как же я? — почти взмолился он, пользуясь тем, что наступило временно затишье, и никто не поджимал его на дороге сзади.

— Цель приезда? — вновь прозвучал тот же вопрос.