Герцог приметил густую рощу для короткого привала.

— Бувье на прощание снабдил нас отличным вином и жареными цыплятами, — сообщил Хоукинс. — Какие бы революции ни происходили в этой стране, еда у них всегда отличная!

Питер встретил это сообщение с воодушевлением. Его молодой организм нуждался в подкреплении.

Иоланда, напротив, едва прикоснулась к еде, отщипывая по кусочку. Слишком высоко вознеслась она в своих мечтах. Скоро ей придется опуститься на грешную землю.

Герцог, укрывшись плащом, задремал. Он ничем не выделял Иоланду из прочих своих спутников, лишь проявляя свою обычную холодную вежливость.

Иоланда почему-то вспомнила, как выбирала вместе с Питером себе наряд для путешествия на врученные герцогом деньги.

Они зашли в первую же попавшуюся лавчонку.

— Герцог слишком щедр. Что бы это значило? Он хочет видеть возле себя роскошную амазонку? — недоумевал Питер.

Она хотела бы возмутиться, но тут же поняла, что Питер просто поддразнивает сестрицу.

Как ей ни было неловко, но все же Иоланда выбрала понравившийся ей и самый дорогостоящий наряд — небесно-голубой, под цвет своих глаз.

Он пришелся ей впору… лишь четверть часа ушло на ушивание его в талии услужливой мастерицей.

Питер залюбовался ею, Хоукинс отпустил сдержанный комплимент, а герцог… он не обратил ни малейшего внимания на то, что она преобразилась, и поскакал вперед, увлекая за собой спутников.

«Я верну ему это платье, как только мы переправимся через пролив, — решила Иоланда. — Я не приму от него никаких денег, кроме той суммы, что я заработала, будучи в услужении у мадемуазель».

Будущее ее было обеспечено месяца на два — ведь у нее сохранились еще драгоценности покойной матушки. А что будет дальше? Об этом не хотелось думать.

Краткий отдых пошел всем на пользу — и людям, и лошадям. За день они проделали большое расстояние и были уже неподалеку от Гавра, как вдруг стал накрапывать мелкий, нудный дождик.

— На этот раз сельская идиллия в духе Жан-Жака Руссо нам не подойдет. Придется отказаться от привала у костра и поискать ночлег под крышей, — сказал герцог. — Мы ведь не железные и размокнем под дождем.

При этом он бросил на нее взгляд, и Иоланде подумалось, что герцог все-таки больше заботится о ней, чем о себе и других путешественниках.

Но почему он так равнодушен, холоден и ни разу не вспомнил о поцелуе в шкафу на корабле, о произнесенных тогда словах любви?

«Может быть, я сделала что-то не так… сказала что-то не то… и теперь ему не нравлюсь, вызываю в нем отвращение?» — в отчаянии подумала она.

Ей иногда хотелось ударить лошадь хлыстом и ускакать прочь от кавалькады, остаться наедине с дождем и ветром, чтобы они… эти мужчины не искали ее… и забыли о ней.

Придорожный трактир, до которого усталые путники с трудом добрались по размокшей дороге, был крохотный и забит до отказа.

— Я могу предложить вам только маленькую комнату для монсеньора и мадам, а остальным придется устроиться на чердаке, — заявил владелец трактира.

— Нас это устраивает, — кивнул герцог. — Латур с женой переночуют в комнате, а мы с Хоукинсом послушаем на чердаке, как стучит по крыше дождь.

— Нет! — воскликнула Иоланда, едва не выдав всех обращением «ваша светлость». — Мы с супругом всегда спим раздельно.

Герцог удивленно вскинул брови. Питер поспешил объяснить:

— Иоланда утверждает, что я отчаянно храплю и не даю ей заснуть.

— Понятно. Тогда мадам займет одна этот роскошный номер, — пожал плечами герцог.

Иоланда попыталась было возразить, но в тоне герцога была та же властность, которую она ощутила при первой их встрече в Кале.

Еще до конца не осознав, что происходит, она очутилась в уютном, но безвкусно обставленном номере. Ковры и дрезденские фарфоровые безделушки, казалось, заполняли все пространство комнаты.

Иоланда опустилась на кровать, не раздеваясь и не зная, что с ней произойдет в ближайшее время… и тут же уснула, утомленная многочасовым путешествием.

Ее разбудил стук в дверь.

Или это шпионы Фуше пришли за ней, или герцог заглянул, чтобы ее поцеловать. Оказалось ни то, ни другое.

Питер пришел позвать ее к завтраку.

Завтрак был превосходен. Французы знали толк в еде. Хозяин трактира был общителен и чрезмерно любопытен, но, заметив, что постояльцы не склонны к беседе, вскоре отстал от них. Отдохнув и подкрепившись, путешественники сели на лошадей и продолжили путь.

После еще одного дня утомительной скачки вдали заголубело море.

Вот они — дома Гавра, и лес корабельных мачт за ними. Иоланду все время преследовала мысль — скажет ли ей герцог что-нибудь, кроме необходимых напутствий перед опасной попыткой пересечь пролив?

Герцог жестом остановил кавалькаду и спешился на вершине холма, откуда видна была вся гавань.

— Хоукинс! Не видишь ли ты нашу яхту?

— Она там, ваша светлость. Стоит на якоре.

— Отправляйся пешком и скажи капитану, чтобы поднял паруса и вышел в море. Он подберет нас на берегу, ты сам знаешь где.

Хоукинс без лишних слов повиновался, отдав поводья своей лошади Питеру.

— Нам предстоит еще проехать пару миль. Справишься ли ты, Пьер, с двумя лошадьми?

— Конечно, монсеньор.

— Потом нам придется как-то избавиться от них до наступления темноты. Опасно оставлять лошадей гулять на воле, это вызовет подозрения. Лучше их продать… Я целиком полагаюсь на твою французскую смекалку, Пьер! — с иронией произнес герцог.

«Неужели он догадался о нашем маскараде?» — подумала Иоланда.

Так или иначе, с каждым часом, с каждым шагом герцог все больше удалялся от нее. Она неотвратимо теряла человека, в которого успела влюбиться без памяти.

— Ты должна поговорить с ним, — настаивал Питер.

— Как я могу? — Иоланда даже побледнела при мысли, что затеет разговор на эту тему с герцогом.

— Скажи ему, что мы вернем деньги при первой же возможности, хотя, ей-богу, что значит какая-то жалкая сотня фунтов для герцога Илкстона!

— Сотня фунтов? — Иоланда в ужасе всплеснула руками.

Беседа сестры с братом происходила ранним утром, когда Питер постучался к ней в каюту.

После суровых испытаний, перенесенных во время бегства, Иоланда наслаждалась комфортом герцогской яхты — уютом, теплом, мягкой постелью и чистым бельем.

Трудно было представить, что все планы герцога осуществились, что им отчаянно повезло и ищейки Фуше потеряли их след.

Пока Хоукинс пробирался на яхту и выводил ее из гавани к условленному месту, пока Питер, торгуясь как истый лошадник, сплавлял где-то барышникам их скакунов, она оставалась наедине с герцогом в роще, где деревья гнулись под порывами ветра, а морской прибой лизал песчаный берег.