Может быть, в шуме ветра и прибоя она не услышала то слово, которое ждала от него? Но ведь он мог его и повторить.

Герцог молчал, и взгляд его упорно исследовал линию горизонта, за которой скрывалась Франция. Он ни разу не посмотрел на Иоланду.

Волны набегали на песок, словно стирая ее воспоминания о страстном поцелуе…

Разумеется, по возвращении в Лондон герцог окунется в высший свет, туда, где он царствовал и где ему поклонялись и мужчины, и красивейшие леди столицы. Он будет заседать в палате лордов и решать судьбы государства.

При чем тут какая-то французская горничная, которую он, воспользовавшись моментом, поцеловал в темноте!

Шлюпка прибыла за ними с яхты, и вскоре капитан восторженно приветствовал их прибытие на борт. А еще через пару минут Иоланда узрела роскошь, столь привычную для герцога и показавшуюся ей воплощением сказок Шахерезады.

Ее провели в просторную каюту, стюард предложил еду и напитки — она от всего отказалась, пытаясь забыться сном, но уснула только на рассвете, а тут ее разбудил Питер, выглядевший бодрым, отдохнувшим и воодушевленным.

— Слава богу, море гладкое, как зеркало. Куда подевалась моя морская болезнь? Удача сопутствует нам, сестренка. Капитан сказал, что штиль продержится до самого конца плавания.

— Я рада за тебя, дорогой.

А дальше начался разговор о деньгах, который окончательно испортил ей настроение.

— Не изображай из себя ангела, сестра, — настаивал Питер. — Ты так же должна есть и пить, как и я. Если мы хотим попасть в Ирландию, кстати, это твоя идея, — нам потребуются деньги на дорогу. Где же их взять?

— Только не у герцога, — заявила она твердо.

— Очень хорошо. Тогда я отдам себя в руки властей. Что мне еще остается делать, если ты отказываешься помочь брату?

Это был запрещенный удар, и они оба сразу это поняли.

Питер скорчил жалостливую гримасу, к которой всегда прибегал еще в детстве, чтобы к нему прониклись сочувствием.

— Почему бы тебе самому не обратиться с просьбой к герцогу? — предложила Иоланда.

— Думаю, что благородный Илкстон будет более великодушен к женщине, чем к мужчине.

Питер был так трогательно несчастен и комичен в своем отчаянии, что Иоланда едва не рассмеялась.

Он оставил ее одну, чтобы она смогла заняться своим туалетом. Голубое платье для верховой езды было все забрызгано грязью. К тому же она, вероятно, уже наскучила герцогу. Ведь этот наряд маячил перед его взглядом достаточно долгое время.

Она оделась вновь в платье, в котором покинула парижский особняк. Только волосы убрала по-другому и надела серьги и ожерелье — скромные украшения из материнского наследства.

Сколько они стоили — три, пять, десять фунтов? Мелочь, по сравнению с пачками ассигнаций, которые щедрой рукой тратил герцог.

Она собиралась совершить самый трудный поступок в ее жизни — попросить у герцога денег! Для этого ей надо было набраться храбрости. Но другого выхода не было — тут Питер был абсолютно прав.

«Неважно, что подумает герцог. Ему, главное, избавиться от нас поскорее…» — убеждала себя Иоланда.

Но когда она уже собралась идти к герцогу, чувствуя себя поднимающейся на эшафот, в дверь постучали.

Едва дыша от волнения, Иоланда слабым голосом пригласила пришельца войти. Это оказался всего лишь стюард.

— Я услышал, что вы проснулись, мадам, и принес вам кофе. Вам подать что-нибудь еще?

— Нет-нет. Ничего больше. Скажите… где мне найти его светлость?

— Его светлость у себя в каюте, на корме, — ответил стюард, не подавая вида, что заметил, как взволнована юная леди.

— Спасибо.

Подкрепившись для храбрости чашечкой кофе, Иоланда отправилась в путешествие по яхте. В коридоре ей повстречался Хоукинс.

— Как вы спали, мадам? — Его улыбка осветила, казалось, все вокруг.

— Спасибо, прекрасно. Мне бы хотелось повидать его светлость, если он, конечно, не занят.

— Я доложу ему.

Хоукинс скрылся за дверью каюты, из которой только что вышел.

Иоланда расслышала невнятный короткий разговор герцога со своим дворецким. Ей захотелось немедленно обратиться в бегство, но тут вновь появился Хоукинс.

— Пожалуйста, мадам. Вас ждут.

Он пропустил Иоланду в помещение, которое занимало, вероятно, всю кормовую часть яхты. Слегка изогнутые стены закрывали полки с книгами, мягкие диваны образовывали полукружье, в центре которого за массивным письменным столом восседал герцог.

— Доброе утро. — Хозяин каюты приветствовал девушку весьма мрачно.

Иоланда оторопела. После такого негостеприимного приема ей было особенно трудно начинать разговор на неприятную тему.

— Может, вы присядете? — поинтересовался герцог и жестом показал на стул напротив письменного стола.

Легкое покачивание яхты усиливало нетвердость ее походки, но все же она добралась до предложенного стула.

— Как вы спали, мадам?

— Спасибо… хорошо, ваша светлость.

Наступило молчание, показавшееся ей бесконечным.

— На вашу долю выпали испытания, особо тяжелые для женщины, — наконец промолвил герцог.

— Пустяки, ваша светлость. Со мной все в порядке…

— Хочу, чтобы вы знали… Мы причаливаем в Саутгемптоне. Куда вы намерены отправиться дальше?

Он как бы давал ей возможность исповедаться ему, но Иоланда не находила подходящих слов. Ведь герцог не проявлял особого интереса к ее судьбе — просто был вежлив и любезен к тем людям, кто хорошо послужил ему в последние дни.

Она сжала пальцами колени, чтобы герцог не заметил дрожь, охватившую все ее тело.

— Мне надо… прежде чем мы попадем в Англию… поговорить с вами, — все-таки решилась произнести она.

— Так говорите. Я вас слушаю.

О, как все это было ужасно! Иоланда никогда в жизни еще не испытывала такого страха.

— Мы нуждаемся в вашей помощи.

Иоланда не решалась взглянуть герцогу в лицо.

— Питер… я и… мы подумали, что вы можете одолжить нам немного денег… совсем небольшую сумму. Мы вернем долг обязательно…

Слова падали в пространство и застывали в нем, словно капли расплавленного металла.

Иоланду мучило каждое произнесенное ею слово, и все они казались ей нелепыми, унизительными, даже непристойными. О, если б она могла взять их обратно!

— Это я у вас в долгу… за вашу неоценимую помощь, — тихо произнес герцог.

— Нет-нет, что вы! — поторопилась возразить Иоланда. — Вы ничего нам не должны. Вы были так добры… невероятно добры… Я бы ничего не просила, если б не крайние обстоятельства…