Норма оставила машину возле амбара с приятным ощущением, что она вернулась домой, – уж очень не терпелось ей их увидеть. Не найдя никого на первом этаже, она поднялась по лестнице и направилась к комнате Томми, располагавшейся тогда на втором этаже в глубине коридора.

Едва приоткрыв дверь, она стала свидетельницей сцены, которую не пристало видеть ни одной матери.

Норма тут же попятилась назад, в коридор, не издав ни единого звука, ни единого вздоха возмущения: разум ее был опустошен.

Она села в гостиной и просидела, не шелохнувшись, бог весть сколько времени, пока Харлан, спустившись вниз, ее не заметил.

Он поцеловал ее – она не сопротивлялась, поскольку не в силах была вымолвить ни слова. Когда он ее спросил, давно ли она тут сидит, она ответила, что только приехала. Он это и хотел услышать.

Потом Норма отлучилась в ванную и, оставшись наконец одна, попыталась осмыслить увиденное. В конце концов, она могла ошибиться, могла застать любящего отца в тот миг, когда тот прижимал к себе больного сына.

Она попросту не могла смириться с очевидным.

Однако их тела в красном свете, потухший взгляд Томми – все эти жуткие картинки беспрестанно кружили в ее голове, несмотря на то что она вновь и вновь пыталась найти в них иной смысл…

И лишь тогда она вдруг поняла, что Томми так и не вышел из своей комнаты, а она так и не пошла проведать его после того, как Харлан спустился вниз.

Но ей не хватало сил. Сын находился в другом конце коридора, но расстояние в пятнадцать шагов, что отделяло ее от его постели, казалось ей непреодолимым.

Он был нездоров и нуждался в отдыхе. Так Харлан сказал по телефону, и поэтому он оставил его дома.

Норма вышла из ванной только для того, чтобы заняться Грэмом, который вернулся на школьном автобусе. Ей пришлось сдержать слезы, когда она обняла старшего сынишку, ей и думать не хотелось, что Харлан способен причинить зло и ему. Когда к ним спустился Томми, она сначала даже не могла на него взглянуть. Подойдя к ним, он молча обнял обоих.

Его рука, прижатая к ее спине, горела огнем.

Ночью Норма, отвергнув все попытки Харлана к сближению, так и не заснула. Их физическая близость казалась ей просто невыносимой. Она была готова схватить любой острый предмет, который попадется под руку, и вонзить ему сначала в один глаз, а потом в другой.

Следующим утром она, как обычно, приготовила завтрак и отвезла обоих мальчиков в школу. А потом почти весь день провела в саду, не в силах вернуться в дом без двух любимых существ, ради которых жила.

Она целую неделю пыталась наладить свою жизнь и заниматься сыновьями так, будто ничего не случилось, и при этом старалась как можно реже оставаться наедине с Томми. Она презирала себя за это, прекрасно понимая, что Харлан не остановится и что своим молчанием она будет его только провоцировать, как было с отцом ее подруги детства, Терезы Лимп, которая, едва ей исполнилось тринадцать, положила конец своим мучением, прыгнув с крыши дома в центре Ноксвилла.

Однажды воскресным утром, когда Харлан очень рано уехал на охоту, Норма целый час разглядывала бесчисленные трещины на потолке, такие тонкие, что от нее требовалось предельное внимание, чтобы не упустить из виду ни одной.

Затем она быстро оделась и достала из оружейного шкафа винтовку – хранившимся там оружием Харлан особенно гордился, потому что официально его нигде не зарегистрировал. Она знала, куда он отправился и что он был один. Она разыскала его довольно быстро. Этот скот сидел в засаде за холмиком, подстерегая добычу.

Она прицелилась в него, не смея думать ни о чем, кроме траектории пули. Один-единственный выстрел – и прямо в сердце.

Он самолично научил ее обращаться с оружием, чтобы она могла постоять за себя, если в дом проникнет чужак.

Норма вернулась домой как ни в чем не бывало, поднялась к Томми и прилегла рядышком. Обняв его, чего давно себе не позволяла, попробовала объяснить, что теперь ему нечего бояться.

Винтовку она почистила и поставила на место. А потом терпеливо ждала телефонного звонка…

На похоронах, на кладбище в Эмпории, она не проронила ни слезинки. Пряча сухие глаза под темными очками, она показала им всем то, что они хотели увидеть, – разбитую горем, но полную достоинства женщину.

Потом она больше никогда не приходила на кладбище. Когда-нибудь и ее могила точно так же придет в запустение.

Норму и не заподозрили в причастности к смерти мужа. По пуле, извлеченной из тела Харлана, эксперты не смогли установить, из какого оружия она была выпущена. К тому же несчастные случаи на охоте происходили в Канзасе довольно часто. Так, годом раньше в окрестностях Топики застрелили подростка. В него угодила пуля охотника, гнавшегося за оленем.

Томми тогда был еще совсем маленький и толком ничего не понимал. Главное – все забыть. Норма не доверяла психологам, которые мучили бы его без толку. Она не выносила их предосудительных взглядов.

Время лечит все.

Но тогда почему он произнес те слова там, у хижины?

Стоя на крыльце, Норма смотрела на то, что осталось от «Шевроле» Хейли, – огромный жуткий почерневший каркас. Щебетавшие вдалеке птицы, казалось, бросали ей вызов.

Она уже собралась идти за дочкой, когда к дому подъехала сверкающая на солнце полицейская машина.

Это был Герберт Бонс. И прибыл он, конечно же, не с визитом вежливости. Норма, скрестив руки на груди, спустилась с крыльца и направилась к нему, прекрасно понимая, что должна держаться как можно более естественно и главное – перестать трястись.

Даже если Хейли закричит, ее никто не услышит благодаря кляпу. Но это служило слабым успокоением. Герберт мог разыскивать девчонку и потому приехал сюда, хотя вряд ли ее объявили в розыск так быстро.

Неужели Томми пришел в полицию с повинной?

Когда Норма переехала в Канзас, Герберт был рядовым полицейским. Он уже двадцать лет был женат на Марине Донохью, чернявой красавице, которая родила ему троих детей: Брендана, Уильяма и Нелли. Герберт первый заговорил с ней тогда, на вечеринке с барбекю, которую устроил Харлан, чтобы познакомить ее со всеми своими друзьями. Он с самого начала выказывал ей всяческую учтивость и внимательно слушал, в то время как остальные смотрели на нее так, словно она была тайной, которую им предстояло разгадать. Норма чувствовала себя не в своей тарелке и, сказавшись усталой, ушла немного отдохнуть в их с Харланом спальню. Но не успела она прикрыть за собой дверь, как услышала в саду громкий хохот. Притаившись за окошком, она силилась уловить обрывки разговора, полагая, что, воспользовавшись ее отсутствием, гости взялись перемывать ей косточки. Она присела на край кровати, а потом в конце концов решила спуститься вниз и встретиться с ними лицом к лицу. В дальнейшем ее уже мало заботило, что о ней думают другие, – она изображала образцовую супругу, которой Харлан гордился.