Тем не менее Лютер счел необходимым ответить на этот выпад и выступил с «Проповедью об отпущении грехов и благодати», написанной в полемическом тоне. Проповедь довольно быстро разошлась по Германии. Таким образом, дело все отчетливее принимало публичный оборот, что как нельзя лучше устраивало брата Мартина. Но и Тецель не дремал. Вскоре вышел из печати новый его труд под названием «Изложение», на сей раз направленный лично против Лютера. Автор упрекал его в подрыве авторитета папы, влекущем смуту в Церкви, аргументируя свои утверждения догматом о непогрешимости папы и напоминая об исключительной роли последнего в устоях Церкви.

Тон полемики становился все более острым. Лютер издал и распространил «Свободу проповеди об отпущении грехов и благодати», в которой возлагал всю вину за вспыхнувшую склоку непосредственно на папу. На предложение оппонента прибегнуть к суду верховного церковного иерарха он отвечал отказом, утверждая, что это бесполезно. После выхода в свет последнего сочинения Лютера у Тецеля неожиданно объявился союзник. Им стал доктор Экк, лектор богословия Ингольштадтского университета, выступивший с рукописным трудом под поэтическим названием «Обелиски», что в переводе с греческого означает «железные копья».

Этими самыми копьями он намеревался пронзить своего соперника насквозь. Лютер не остался в долгу и опубликовал «Астериски» — звезды, сияющие в ночи.

Параллельно события развивались и в плоскости высшей власти. Архиепископ Майнцский, задетый тоном посланий Лютера, переслал бумаги в Рим, сопроводив их довольно противоречивым комментарием, составленным доминиканцами. Папа Лев X приказал старшему приору августинцев назначить представителя ордена, который добился бы от Лютера отказа от всех высказанных им идей. Выбор пал на отца Габриэля дель Вольту, которому очень не хотелось соваться в это немецкое осиное гнездо и который недолго думая переадресовал поручение викарию Штаупицу.

Но мог ли Штаупиц повлиять на Лютера? И если мог, то каким образом? Подавив силой разума? Но он не блистал могучим интеллектом... Силой авторитета? Он не любил ни на кого «давить»... Штаупиц принадлежал к породе людей, которых в наши дни принято называть «тюфяками» или «тряпками». Он терпеть не мог силовых методов, а в богословии, как мы уже успели убедиться, разбирался весьма поверхностно. Вполне вероятно, что он даже не заметил, насколько далеко ушел его ближайший помощник в своих тезисах от официального учения Церкви. Поэтому Штаупиц избрал пассивную роль простого свидетеля происходящих событий и заботился лишь о том, чтобы их участники по возможности держались в рамках умеренности. Следил ли он за эволюцией богословских воззрений брата Мартина? Вряд ли. Все его устремления сводились, главным образом, к тому, чтобы избежать скандала и раскола, да еще чтобы при этом не слишком пострадали его подчиненные. И Штаупиц принял решение выслушать обвиняемого всем составом общего капитула конгрегации.

Капитул назначили на апрель, собраться решили в Гейдельберге. Лютер заранее предвкушал свою победу. Во всяком случае, капитула он совсем не боялся. Слишком многое говорило в его пользу: доброта и отсутствие твердости старшего викария, дружба с виттенбергскими богословами, симпатии августинцев, воспринявших его учение, восторженное почитание монахов-студентов, покоренных его красноречием, невежество простых монахов, которым никто никогда не объяснял, в чем заключается смысл догмата об отпущении грехов. Впрочем, некоторое беспокойство он все-таки испытывал. Не могло ли случиться так, что его арестуют по дороге, чтобы отправить на судилище в чужой орден? И он выхлопотал себе у курфюрста Фридриха пропуск. Несмотря на неприятности, доставленные курфюрсту Лютером в День Всех Святых, тот теперь относился к нему с подчеркнутым уважением. 11 апреля, прихватив с собой, по монастырскому обычаю, спутника из числа братьев ордена, Лютер тронулся в путь.

Капитул открылся в следующем месяце. Вначале прошли выборы. На пост викария епископа снова избрали Штаупица, с блеском доказавшего свое полное равнодушие к проблеме изучения монахами церковного учения. Правда, Лютера не переизбрали — это выглядело бы уж слишком вызывающе. После выборов и викарий, и остальные богословы, кажется, напрочь забыли, что Лютер явился на капитул не просто так, а чтобы предстать перед их судом. И потому, завершив обсуждение организационных вопросов, участники встречи устроили богословский диспут, председательствовать на котором выпало... доктору Лютеру. Правда, от него потребовали обещания, что об индульгенциях он ничего говорить не станет. Нам следует либо предположить, что руководство конгрегации состояло сплошь из простаков, либо принять версию, согласно которой подобный шаг явился результатом заранее спланированной комбинации. Дело в том, что Лютер прибыл на капитул отнюдь не с пустыми руками. Он уже подготовил очередные тезисы. Речь об индульгенциях в них действительно не шла, однако затрагивалась куда более масштабная тема, занимавшая молодого богослова в течение последних трех лет и настоятельно требовавшая публичной огласки. Лютер посвятил свое выступление проблеме оправдания с помощью добрых дел. О том, что он срежиссировал спектакль заранее, говорит и тот факт, что в качестве оппонента выступил один из его горячих сторонников виттенбергский монах Леонард Байер.

Двадцать восемь тезисов, предложенных обоими выступившими, представляли собой уже чистой воды лютеранство. Вот несколько примеров того, о чем они говорили. «Дела человеческие, какими бы добрыми и прекрасными они ни казались, не могут быть ничем иным кроме смертного греха». «Избежать гордыни и хранить в душе истинную надежду невозможно, если в каждом своем поступке не руководствоваться страхом вечного проклятия». «После грехопадения свободный выбор человека превратился в пустой звук; что бы ни делал отныне человек, он способен лишь грешить». «Человек, который надеется достичь благодати, опираясь на собственные силы, только множит свои грехи и потому виновен вдвойне». «Праведник не тот, кто творит добро, но тот, кто, не делая ничего, крепко верует во Христа». И, наконец, основополагающий тезис Мартина, плод его многолетних раздумий, отмеченный печатью личных проблем: «Нет сомнения, что человек должен полностью разочароваться в себе. Лишь тогда он способен обрести Божью благодать».

Что касается философской подоплеки тезисов, то Лютер, отринув традиционный для минувшего века принцип дихотомии, в соответствии с которым каждую посылку следовало рассматривать параллельно с положениями богословия, превратил ее в откровенную насмешку над рационалистическим началом. Вся философская часть его тезисов сводилась к издевке над Аристотелем и схоластами и задевала мимоходом дорогого сердцу гуманистов Платона.

Какая роль отводилась во всем этом Штаупицу? Мы не знаем, дал ли он ради спасения друга свое согласие на подобное развитие событий или все происшедшее явилось для него неожиданностью, но факт остается фактом. Диспут завершился триумфом Лютера. Молодое поколение богословов, зачарованное его речами, безоговорочно встало на его сторону. Среди них особенно выделялся один доминиканец по имени Мартин Буцер, которому в дальнейшем предстояло сыграть важную роль в движении Реформации. В его лице августинцы получили ценный подарок! Ни о какой ереси брата Мартина не могло быть и речи. Напротив, на него смотрели теперь как на героя, прославившего свой орден.