Но неожиданно начались победы. Был потоплен "Бисмарк", разменянный на пару легких крейсеров. Случился разгром нескольких итальянских дивизий в Африке. Удалось удержать невиданными усилиями Суэц, повисший, однако, на волоске.

А потом Рейх атаковал русских. И вновь, когда уже виделось, как весы начали клониться на сторону нацистов – последовало сообщение о первом по-настоящему серьезном поражении Вермахта под Москвой. Тогда немецкие войска откатились аж до Смоленска, теряя танки, машины, людей и артиллерию. Газеты захлебывались от восторга и пафоса, рассказывая о невероятной по масштабам бойне, разворачивающейся на территориях от Белого до Черного морей. Битва за Харьков в сорок втором, уничтожившая город и сожравшая жизни сотен тысяч вышколенных немецких солдат, стала катастрофой. Для Рейха, естественно.

А в сорок третьем вновь начавшиеся в Африке победы закончились разгромом войск "Лиса пустыни", на тот момент уже отозванного в Европу – Гитлер так и не простил Муссолини следование конвенции Монтре. Летом того же года случился русский "Смерч" в Белоруссии, а американцы перешли в решительное наступление на Тихом океане, и после этого весы Фортуны окончательно встали на сторону Союзников.

Вот только изменчивая женщина сделала исключение для "второго рейда" – недооценив силу все еще стоящих во Франции немецких дивизий, Британия попытала удачи с высадкой, надеясь, что в случае везения через Английский канал[14]удастся перебросить гораздо более серьезную мощь.

Расчет не оправдался – хотя немцы и вели страшные по ожесточенности бои на Востоке, теряя дивизии, словно роты, они накинулись на англичан, как обезумевшие от жажды крови волки на беззащитных овец.

Открытие Второго Фронта пришлось отложить на год. За это время Союзники захватили Сицилию, закрепились на Сардинии и Корсике. И теперь они были готовы уже всерьез, решив атаковать немцев в мягкое подбрюшье. И ничто не поможет Южной Франции устоять перед десантными армадами англо-американских войск.

— Генерал?[15]— голос Черчилля вытащил задумавшегося Монтгомери обратно в реальность.

— Операция начнется в первые дни мая, господин премьер-министр. У нас абсолютное превосходство над противником в живой силе и технике. ВВС настолько количественно и качественно выше, что немецких самолетов опасаться нашим солдатам будет не нужно.

Первой фазой операции станет уничтожение немецких заводов синтетического топлива. Бомбежки начнутся уже послезавтра. Это серьезно нарушит снабжение механизированных частей противника. Затем авиация нанесет удар по практически всем известным нам аэродромам во Франции. На следующую ночь начнем массированную высадку воздушного десанта, а утром начнется основная фаза операции.

Превосходство в силах столь значительно, что останавливать нас немцам будет фактически нечем. Почти все их танки и лучшие или хотя бы хорошие части переброшены на Восточный фронт.

— Пора заканчивать эту войну, джентльмены, — Черчилль остановил речь генерала и положил руку на карту. — Сначала падет Южная Франция, затем мы заберем себе Париж, а потом дело дойдет и до Берлина. Пора показать, на что мы способны.

До самой масштабной десантной операции в истории человечества оставалось менее двух недель.

* * *

Солнце, выглядывающее из-за туч, освещало террасу относительно небольшой подмосковной дачи. Собравшиеся здесь, официально вроде как на очередные поминки по безвременно ушедшему Лаврентию Павловичу, обсуждали вполне себе мирскую задачу дележа власти. Разговаривали негромко, почти и не спорили. Учитывая, что "противная" сторона в переговорах участия не принимала по причине своего о них незнания – это было понятно.

— Никита, Меркулов станет заменой Берии, это даже и тени сомнения не вызывает. Нам фактов не изменить. А вот за Спецстрой можно слегка и повоевать…

— Думаешь? — Хрущев медленно потёр лысину. — А если Абакумова предложить? Он хоть и не наш кадр, но, в отличие от Меркулова, хотя бы способен договариваться.

— Оставьте! — еще один участник разговора, Николай Михайлович Шверник,[16]недовольно поморщился. — Вы вспомните, как этот самый Абакумов на Воскресенского компромат рыл! Хуже Мехлиса, честное слово. А ведь приятелями были. Думаешь, нас не сдаст?

— С потрохами, — закивал Микоян. — Если только мы сильнее не будем. Поэтому, Никита, торопиться не стоит. Видишь, Берия помер, дождались. И ничего делать не надо было.

Хозяин дачи фыркнул и долил себе в стакан чая из стоявшего рядом фарфорового чайника, белыми боками разбрасывающего по сторонам солнечных зайчиков.

— Маленкова, может, сможем перетащить? Он мужик неглупый да и явно чуть повыше залезть хочет… Глядишь, и согласится вопрос обсудить?

Хрущеву никто не ответил. Гости спокойно обдумывали идею, ожидая от Никиты Сергеевича продолжения.

— А поймать его сможем на осуждении.

— Кого?

— Берии. Скажем, что товарищ был, конечно, заслуженный и все такое прочее – но и грязи понаделал в жизни предостаточно. Учитывая, что Маленков после сорок седьмого эту сволочь терпел только из боязни, может и выгореть.

— А неплохая мысль, кстати… — Шверник оживился. — Вот только как через Драгомирова пробиваться будем? Он же стеной встанет?

— А выскочку на его словах и поймаем. Он же у нас любит рассуждать, что надо не бояться признавать ошибки. Вот пусть и признает, — Хрущев довольно потер руки. — В любом случае в выигрыше будем: признает, что Берия глупостей понаделал – потеряет часть доверия чекистов, не признает – тоже. Потому как будет замечен в лицемерии. Ха!

— Интересная идея. Но Триандафиллов к Берии всегда нейтрально относился. И на сторону Драгомирова встанет, это уж как пить дать, — Шверник постучал пальцами по столу и тоже заулыбался.

— А Молотов? — Микоян все еще с сомнением посмотрел на собеседников.

— А-а-а-а, забудь! — махнул рукой Хрущев. — Никуда не денется. Он против большинства не пойдет, сам знаешь. Да и не так он с Берией и дружен был… Кто у нас еще? Малиновский? Ну, этот понятно. Наш человек, практически. Так что надо только Драгомирова убедить.

— А если не согласится? — осторожный армянин, благодаря паранойе которого заговорщиков не взяли еще на "Булганинском" деле, все не унимался.

— Ну, тогда… — толстый секретарь ЦК задумался.