И так было во всем мире. И в СССР тоже. Вот только после революции и Гражданской войны уровень потребления – и производства – стал ужасающе низким. Металлургия, например, могла обеспечить каждое крестьянское хозяйство России менее чем сотней граммов гвоздей ежегодно.[13]О каком строительстве социализма можно было говорить в таких условиях? Ситуацию следовало переломить – и переломить быстро. Но как? Ведь масштабная индустриализация требовала колоссальнейших инвестиций, невероятных, огромных денег. И где их взять?

Решение, найденное в Союзе, было гениальным. Без всяких преувеличений. Ибо меньше, чем за десять лет, производство выросло почти в четыре раза. В годы, когда во всем мире бушевала Великая Депрессия. И решение это в истории экономики еще не применялось нигде, никем и никогда: денежную массу разделили на наличную и безналичную части. Раздвоение на взаимно неконвертируемые части означало фактическое уничтожение денег как всеобщего эквивалента.

Получалось, что деньги в советской экономической системе никакого отношения к реальным, обеспеченным товарной массой деньгам не имели и служили средством распределения материальных благ вне зависимости от реальной производительности труда.

Это решение дало возможность избавиться от зависимости от потребительского сектора. Что и позволило стране совершить небывалый рывок, превративший вчерашнего сырьевого придатка в одну из ведущих промышленных держав.

Но эта система породила проблему, прямо вытекающую из задачи ее создания. Потребительский сектор оставался абсолютно неразвитым – даже более того, производство предметов потребления в удельном весе от всей промышленной продукции постоянно падало.

Фактически, Советский Союз имел экономику, способную производить объем потребительской продукции, эквивалентный одной денежной массе, и при этом сумму производств, инфраструктуру и системы социального обеспечения, финансовое обслуживание которых требует другой, более значительный ее объем.

Получалась перевернутая пирамида.

Драгомирову хотелось иметь более устойчивую конструкцию. Нет, не просто хотелось – требовалось. Значит, следовало развивать потребительский сектор – чего он и собирался добиться, используя кооперативы.

Однако тут был подвох, и подвох немаленький. Стоит стереться границе между наличными и безналичными деньгами – и пирамида развалится. Почти мгновенно. Надстройка, не обеспеченная потреблением, раздавит все своим весом. Каким-то образом это нужно было обойти. Богдану казалось, что решение найдено. И сегодня мир должен был его узнать.

Сначала генсек хотел оставить безнал (эдакий "производственный" рубль) для стратегических предприятий: энергетики, металлургии, авиастроения, ВПК… А остальное – вроде тех же одежных мастерских – перевести на наличку полностью. То есть, по большому счету, создать две отдельные экономики. Но сразу же возник вопрос об утрате контроля над финансовыми потоками и налогами, о появлении теневого ростовщичества, росте коррупции и прочих прелестях рынка.

Поэтому следующим шагом Драгомиров логично предположил, что "наличку" следует дополнительно детализировать. И контролировать объемы производства и потребления. В конце концов, такая идея пришла в тупик – к каждому гвоздю потребовался бы кассовый чек, раздутие штатов контролирующих органов стало бы огромным, поток информации попросту похоронил бы государство.

Это генерального секретаря, мягко говоря, не устраивало. Работу повели в другом направлении. Целый НИИ, освобожденный Богданом от необходимости находить для решения основу в марксизме, в принципе не подходившем уже к состоявшейся в Союзе двухканальной системе, работал на полную катушку. И таки выдал жизнеспособную идею.

Для начала, планировалось окончательно отделить "производственные" рубли от наличных. Предлагалось даже изменить название для упрощения понимания их природы. Долго думать не стали, выбрав в качестве такового не так давно отмененный червонец, формально ходивший аж до денежный реформы сорок седьмого…

Это был первый, самый простой шаг – официальное введение двух валют. Только безналичный червонец и наличный рубль.

Рубль, в принципе, мог существовать и в безналичной форме тоже – но факта "наличности" это не отменяло никак. Другими словами, кооператив или артель должны были иметь два счета в банке: в рублях и в червонцах.

Отношение стоимости валют было один к одному и на первых порах пересмотру не подлежало. В дальнейшем, однако, требования экономики вполне могли этот коэффициент и поменять. Получался удобный инструмент регулирования.

Итак, имелось два вида денег, первое время совершенно, вроде бы, равноценных. Вот только правила их использования были разными.

Расчёт с госпредприятиями со стороны кооперативов и артелей мог идти только в червонцах – никаких рублей. Только и только безнал. Хочешь что-то купить – пожалуйте в банк, за рубли покупайте червонцы, ими расплачивайтесь с предприятием. Обмен без проблем и в любом размере. А вот обратно червонцы на рубли не менялись. Вообще.

В государственном секторе запрещался уже рубль. Только на зарплату. Через банк. От государства. Причём напрямую принимать рубли от кооперативов или артелей за что-либо тоже запрещено.

Так и получалось, что сбагрить что-то "на сторону" кооперативам за рубли нельзя. Соответственно никакие "неликвиды" официально продать не получится. А для "неофициально" имелись правоохранительные органы. И новая статья в Уголовном кодексе. С гарантированной поездкой в прохладные места.

Единственно, что за рубли могла продаваться сверхплановая продукция – с отдельным контролем и дополнительной детализацией. И продаваться не напрямую кооперативам, а через конкретные сбытовые организации. Дополнительная мотивация, опять же – сделали больше, получили больше. Потратились на премии персоналу и дополнительное обновление фондов. Да и вообще, предприятия имели право, по задумке Драгомирова, самостоятельно распоряжаться частью прибыли. Им оставляли некоторое количество процентов от таковой и, соответственно, разрешали решать, куда ее направить. Примерно как в Югославии, но с некоторыми дополнительными условиями и отличиями.

Таким вот относительно нехитрым образом и получалось создать вторичную, частично рыночную систему, ориентированную на потребительский сектор и при этом не пробивающую дыру в барьере с безналом. Ибо поток двигаться мог только в одну сторону – из наличной формы в безналичную. И никак обратно.

Конечно, это были лишь только общие контуры реформ, призванных придать советской экономике больше гибкости и повысить ее эффективность. Но суть изменений финансовой системы оставалась именно таковой. Ее-то и собирался донести до граждан Драгомиров.