Каждый нырок кормы Ник ощущал желудком. Он попытался было считать волны, но скоро сбился — они накатывали одна за другой, стуча парому в бока, и все море состояло из сплошных потоков и колебаний.

Мэй оставила Ма и подошла к нему. Ее лицо плыло у Ника перед глазами, словно она была под водой.

— Тебе плохо? — спросила она. — Мы только-только отплыли, море тихое, а ты уже весь позеленел. Хочешь, спустись вниз? Или, может, отвести тебя к раковине?

— Не будь дурой, — грубо бросил Ник и попытался отпустить борт.

Руки почему-то онемели, как неродные. На следующей волне Ник пошатнулся и чуть не упал на колени. Сознание словно ускользало от него вдоль по палубе.

Алан обернулся на звук, будто ждал сигнала, и направился к нему. Его хромота не совпадала с качкой, и на миг Нику показалось, что он — единственный неподвижный объект в непрерывно движущемся, тошнотворно-хаотичном мире. Ник крепился, как мог. Скоро придет Алан и скажет, что происходит.

Все кругом смазалось — цвета, звуки, — превратилось в бессмысленную мещанину. Его отвлекла боль от чьих-то ногтей, впившихся в руку, чей-то выкрик:

— Алан, Джеми! Скорей…

В следующую секунду мир опрокинулся, как будто паром перевернулся и утянул их в давящую пучину. На долгое время все исчезло, кроме темноты и замешательства, пока Ник не понял, что его тошнит, словно он и впрямь побывал под водой и должен был откашляться, чтобы вдохнуть. Только во рту было не солоно, а едко и горько от желчи.

Горечь, впрочем, ощущалась недолго. Он привык, что тело его слушается, привык быть сильным и, если надо, выкладываться на полную. Тем более странно было чувствовать себя таким беспомощным, таким оторванным от тела. То, что тело у него было, подтверждала необычная боль, каким-то образом связанная с этой оторванностью, и ледяной холод.

— Ник, — донесся голос Алана, властный и одновременно утешительный.

Мало-помалу сквозь окоченение Ник ощутил, что Алан крепко держит его за руку, почувствовал щекой прикосновение грубой джинсовой ткани. До него дошло, что голова на коленях у брата — его голова: Алан гладил ее по волосам.

— Ник, — повторил он. — Все хорошо.

Верно, все было хорошо. Ник обдумал эти слова и рассудил, что брат прав. Сколько он себя помнил, на него никогда еще не нападало такое бессилие, и однако все было хорошо. Обычно он не позволял к себе прикасаться, но сейчас этого было не избежать. Он лежал, ничего не говоря, а пошевелиться не позволяла слабость. Все, что ему оставалось — просто быть на коленях у брата, который согнулся над ним, укрыл от всего света. Ладонь Алана легко касалась его волос, рука поддерживала под плечи, а голос вел сквозь холодное шипение всех морских струй на свете.

— Держись, Ник. Только двадцать минут осталось. Потерпи.

Ник послушно терпел. Он держал Алана за руку и почти не чувствовал своих пальцев. Однако брат не отпускал его, а значит, и этих стараний было довольно. Ника снова стошнило, но от холода и онемения ему было все равно. Он прижался лбом к запястью брата и еще раз дал топкой темноте увлечь себя на глубину.

В следующий раз он очнулся уже в машине, когда та затормозила и остановилась. Все вокруг виделось в какой-то дымке. Ник отчаянно закрутил головой, будто это могло прочистить ему глаза, но потом понял, что Алан еще держит его за руку.

— Алан, — пробормотал Ник, и в стеклах очков брата мельком отразился оранжевый свет фонаря. Вспышка прошла, и сверху возникло лицо Алана. — Где мы?

— В такси по дороге из Вест Каус в Кэрис-брук, — тихо и ласково ответил Алан, словно ребенку. — Едем к Меррис. Как самочувствие?

— Тело не слушается, — произнес Ник. — Словно чужое.

— Прости, что затащил тебя на ту посудину.

Ник приподнялся на локте.

— Не извиняйся. Ты меня предупреждал. Просто я не думал, что окажусь таким слабаком.

— Балда ты, вот кто, — сказал Алан, облегченно ухмыляясь ему. — Но не слабак.

Ник краем глаза уловил какое-то движение. Он резко крутнул головой, бросил руку брата и увидел Мэй с Джеми на откидных кожаных сиденьях напротив. Только теперь до него в полной мере дошло, что они и впрямь едут в такси. Он вгляделся сквозь тонированное стекло переборки и увидел усталый профиль шофера и черную гриву Ма на спинке пассажирского сиденья.

— Ты как, Ник? — спросил Джеми, ерзая в кресле.

Они с Мэй сейчас, в полумраке, были здорово похожи — оба испуганно смотрели на него во все глаза. Ник даже опешил, поняв, что они разволновались всерьез.

— Идти можешь? — спросила практичная Мэй. — Мы приехали.

Ник кивнул, и она открыла дверь. Выбравшись наружу, Ник так и не понял, каким образом поднялся. Посмотрел — ногами. Как обычно.

Перед ними высился каменный забор с узорчатой решеткой. На камнях ограды поблескивали вкрапления слюды, в литом кружеве ворот угадывались изображения деревьев, женщин и змей. Казалось, ограда была исключительно декоративной, однако свежий взгляд подмечал, что стены довольно высоки и утыканы сверху битым стеклом, почти невидимым на фоне листвы, а край решетки увенчан устрашающим рядом зубцов. Это напомнило Нику Лианнан — вуаль волос и острые зубы.

Ему пришлось прислониться к машине. Зря он так быстро встал. Алан мигом подскочил к нему. Должно быть, Ник начал падать, потому что его голова оказалась на уровне Аланова воротника.

— Мэй, помоги, — распорядился Алан, и она так же быстро очутилась рядом.

Ник краем сознания одобрил его выбор. Мэй определенно была лучшей поддержкой, чем Джеми или Ма, которая, хотя и могла пересилить любого из них, ни за что не притронулась бы к Нику. Его голова качнулась на вялой, словно толстенная макаронина, шее. Тошнить не тошнило, просто хотелось прилечь и лежать до тех пор, пока тело не начнет слушаться.

— Джеми, — произнес Алан. Его голос успокаивал Ника, хотя говорил он не с ним. — Надо нажать кнопку переговорника и сказать: «Имя мне — Один».

— Один? — переспросил Джеми, часто моргая. — Какой Один?

— Джеми! Ник сейчас упадет!

— Точно. Прости, — отозвался Джеми.

Он тряхнул головой, попятился, едва не налетев на дерево, развернулся и затрусил к воротам. Ник услышал, как он назвался Одним. Голос прозвучал как будто издалека.

Врата с натугой распахнулись, как если бы их давно не открывали. За ними оказался сад, где ветви деревьев чуть поникли, отягощенные майской листвой, а кривая дорожка, петляя, уводила вглубь и терялась из вида.

Они не спеша пошли по дорожке. С каждым шагом Ник все меньше понимал, что происходит. Сад совершенно одичал, было видно, что его забросили много лет назад. Тени колючих побегов ложились Нику на сомкнутые веки кошмарным узором. Голос Алана пробился к нему в сознание, назвав по имени, и Ник с усилием открыл глаза.