— Я и не огорчаюсь.

— Врешь ты все, — буркнул Ник.

Алан еще раз пригладил его волосы и убрал руку.

— Все, теперь я в порядке, — сказал он. — Честно.

Звучало убедительно, даже правдоподобно. Ник вспомнил, как спокойно ему было на пароме, когда он доверился Алану, и решил, что сможет повторить это снова.

Тут у него зазвонил телефон. Ник чертыхнулся и привстал, чтобы вытащить его из кармана джинсов, а вытащив, увидел незнакомый номер.

— Кому неймется? — пробормотал он, собираясь отключить звонок.

— Не иначе, поклонницам, — сказал Алан. — Давай, ответь. Мне уже лучше. Через минуту буду готов.

Нику в последнее время было не до девчонок.

Он не помнил, чтобы давал кому-то свой телефон, но раз Алану нужно было прийти в себя, пусть не торопится. Ник поднялся на ноги, подумал, что бы сказать брату в ответ, и, в конце концов, просто кивнул. Алан улыбнулся, Ник вышел за дверь и со спокойной душой поднял трубку. Девчонка так девчонка. Осталось притвориться, что он ее не забыл.

— Эй, — бодро сказал он.

Сначала никто не ответил, потом Ник услышал чей-то судорожный вздох, и незнакомый женский голос произнес:

— Здравствуйте. Это вы давали объявление с фотографией Мари?

— Да, а кто говорит?

Ник отвечал машинально, чтобы незнакомка не сбежала, лишив его времени на размышление.

— Меня зовут Наташа Уолш, — ответила она. — Мари была моей сестрой.

— Она что, умерла? — выпалил Ник.

Новость его откровенно обрадовала. Стало быть, ее больше нет — той улыбчивой блондинки, а раз так, она уже не сможет отнять у него брата. Все вышло так, как он хотел. Ник уже был готов разорвать связь, когда женщина сказала:

— Погодите… — и дальше, торопливо комкая слова: — Вы от Алана? Как он? С ним все хорошо? Мы не виделись с прошлого Рождества.

Она говорила об Алане, как о родном. Какая-то чужая тетка, которую он в жизни не видел!

— С прошлого Рождества, — повторил Ник.

Смутные подозрения оправдывались. Значит, тогда Алан действительно бросил их ради умершей девчонки, а про древние плиты наврал. Смылся и бросил брата в холодном, темном доме с больной матерью на чердаке. Ник хотел знать причину: что она значила для Алана, эта Мари.

Он схватился за шею — его ладонь была сильнее и грубее, чем у брата, — и задумался.

— Слушайте, — бросил он. — Сейчас не лучшее время. Можно я… я перезвоню.

Ник отключился, не дав ей ответить. Взвесил в руке телефон. На широкой ладони тот казался нелепой игрушкой. «Зачем надо было вообще его покупать? — досадовал он. — Все равно никому не звоню».

Конечно, вопрос был риторический. Телефон ему дал Алан, а Ник носил его, потому что брату так было спокойнее. Он знал, что может связаться с Ником в любой момент и справиться о нем. Ник сунул трубку в карман и принял решение. Сейчас он пойдет к Алану и все ему выложит — про Мари и то, что он сделал. Алан поймет, что вранью и утайкам пора положить конец.

В туалете его, как ни странно, не было. Ник нахмурился и пошел обратно по своим следам — туда, где остались Мэй и Джеми. Пройдя лишь половину коридора, он вдруг услышал за дверью голос брата и словно прирос к полу.

— Я знал, что ему будет плохо, — произнес Алан. — Но не стал с этим считаться.

Ник уже собирался открыть дверь, а теперь таращился на нее, как громом пораженный.

— Сдается мне, не только с этим, — прозвучал голос Меррис Кромвель.

После короткой паузы. Алан ответил:

— Что сделано, то сделано. Я ни о чем не жалею.

Выходит, Алан специально притащился сюда, зная, что брат не отстанет. Зная, как его будет тошнить. Все бы ничего, но когда он спокойно в этом признался, у Ника так свело живот, словно он еще был на пароме. У него не укладывалось в голове, что бесстрастный голос за дверью принадлежит Алану, который растил его, собирал в школу, укладывал спать, караулил его сон, как маленькая и жутко терпеливая сова.

— Ты-то, может, и не жалеешь, но на Ярмарке это никому не понравится, — холодно, вполголоса отозвалась Меррис. — Знай мы заранее, вас бы и близко не подпустили. Отныне не рассчитывай на теплый прием.

Значит, Алан рассказал ей о матери. Наверное, Ник должен был ощутить что-то по этому поводу, но не ощутил. Он стоял посреди холодного гулкого коридора, не понимая ровным счетом ничего.

— Подумаешь! — фыркнул Алан. — Так вы поможете или нет?

— Помочь не могу, и слава богу, — ледяным тоном ответила Меррис. — И на Ярмарку больше не приходите. Теперь вы сами по себе.

Алан издал знакомый Нику звук: тихий выдох, в котором звучала горечь и вместе с тем стоическое «быть посему».

— Что ж, этого следовало ждать. Теперь я знаю, что делать. Спасибо.

— Не благодари меня, — ответила Меррис. — Лучше брось свою затею. — В ее голосе послышалась неподдельная боль, словно она доверяла Алану так же, как Ник, и обманулась. — Прими мой совет, Алан. Людям — кому бы то ни было — незачем об этом знать. Пусть колдуны разбираются сами. Не твое это дело.

Хороший совет, ярмарочный. Никто на Ярмарке не стал бы прикрывать колдунью, а тем более бросать вызов целому кругу. Хорошо бы Алан ему последовал. Перестань он цепляться за Ма, она умерла бы, но ее смерть была бы заслуженной, как у всякого колдуна. Зато круг бросил бы за ними гоняться, и Алана стало бы проще спасать. Они бы нашли способ снять метку.

Оказалось, он обманулся в Алане почище Меррис.

— Примите и вы мой совет, — процедил Алан вдвое холоднее ее, — никогда больше не говорите при мне об этом.

— Вон из моего дома, — глухо прошипела Меррис.

— Не раньше, чем вы найдете нам другое жилье.

— С какой стати?

— С такой, что у меня есть свои связи на Ярмарке, — ответил Алан. — Вы можете распускать обо мне какие угодно слухи. Кое-кто даже поверит, но для остальных я — большой умница и симпатяга. О вас же толком ничего не известно. Никто не знает, чем вы живете. Вряд ли люди одобрят то, что вы обдираете несчастных, а деньги тратите, чтобы прибрать к рукам всю нашу Ярмарку. Я могу быть очень убедителен. Мне поверят. Вам ли этого не знать? Вы и сами верили.

— О чем очень жалею, — отрезала Меррис обычным, деловым тоном. — Значит, жилье в обмен на молчание? Идет. К вечеру чтобы ноги твоей и твоих дружков здесь не было. Да, и нарушишь уговор — тебе конец.

— Заметано, — ответил Алан точно таким же тоном. Потом его голос смягчился. — Мне жаль, что приходится так поступить.

Меррис не поддалась ни на секунду.

— Приходится — не то слово. Тебя никто не заставляет. Так брось это дело.