Потом сделали вид, что из наших панов лучших со дня на день должны кого-то взять для переговоров.[309] Другие же уверяли, что переговоры между Дмитрием и Шуйским должны состояться по заключении двухмесячного перемирия. Совсем мы не знали, кому верить. Если бы все те дела записывать, то никогда им не было бы конца. Однако, когда тревоги утихли, за особенную милость Божью мы сочли, что ни у кого, в особенности у родственников, в ту пору не было дурных предчувствий.

Дня 10. То же подтвердил стрелец, который приехал из Москвы и рассказал по секрету пану воеводе, через наших, что посол отдал царю грамоту на обнаженной сабле.

Дня 16 и в последующие дни говорили, что воевода Салтыков, который нас сперва стерег, должен приехать в Ярославль за паном воеводой и за другими панами польскими, чтобы везти их в столичный город Москву для переговоров, а меньшую челядь прямо отсюда в Польшу отправить. Но это все-таки не подтвердилось.

Дня 21. Говорили, что послом был пан Глебович.[310] Других вестей было слишком много, которые из-за их ненадежности записывать не хотелось. Между прочим, сообщали, что царь Дмитрий лишь теперь тронулся из Путивля, поэтому и не было слышно о тревоге в столичном городе Москве. Но ничего подобного не было.

Дня 22. (Незаметно).[311] Одного из тех, кто собрался было в дорогу прошлой зимой, взяли в Москву, по царскому пожалованию, на имя которого он предался, выдумав подлые вещи.

Конец же года того, по милости Божьей, прошел у нас в счастливом покое, не то, что год назад. Потому что мы, начиная с самой Пасхи, избавлены были от тревог и от опасностей. Отсюда видно также и то, что тоска наша понемногу утихла, и мы обжились здесь, но у некоторых тоска еще более прибавлялась. Пусть же и впредь творится воля Божья, как надежды наши, так и свобода наша только в нем и от милосердия его великого зависят.

Книга III

ДЕЛА ПОЛЬСКИЕ В МОСКВЕ И В ЯРОСЛАВЛЕ ЛЕТА ГОСПОДНЯ 1608

Раздел 1

Январь

Помоги Бог, Господь всемогущий, и смилуйся над бедными узниками.

Дня 1. В первый день нового года новое (однако не известно, верное ли) пришло известие, что Дмитрий со всякими московскими людьми, имея с собою немало поляков, спешит под столичный город Москву. Говорили также о каких-то стычках.

Дня 2. Видели на луне удивительные радуги и зарево. Знающие люди справедливо утверждали, что такие вещи естественным образом не могли возникнуть.

Дня 5. Возобновились слухи, что под Карачевым (в 54 милях от Москвы) находится большое войско Дмитрия, против которого Шуйский готовится выступить. Также и о том, что Петрушка повешен в столичном городе Москве, а Болотников в тюрьме,[312] что господ послов, старого и нового, несколько раз приглашали к столу. Что те, которых Шуйский послал воевать Астрахань, взяли ее на имя царя Дмитрия и, овладев городом, заперлись в нем.[313]

Дня 6. С воскресенья на понедельник видели мы снова луну необыкновенной и веселой, окруженной двумя радугами и саму находившуюся в радуге. И об этом говорили, что такое явление не только естественным образом не могло возникнуть, но и никого между нами не было, который бы когда-либо подобное видел. А так как луна была тогда очень веселой, то мы посчитали это добрым предзнаменованием, и надежды наши на Господа Бога вскоре воспрянули.

Дня 12. Слышно было, что, выбрав самых худых из нас (хотя к тому времени немного оставалось толстых, однако ж всемогущий Бог чудесно, истинно своим провидением, нас еще сохранял и снабжал кое-какими пожитками), собирались отослать со всем их имуществом в вышеупомянутую крепость Архангельск, которая является портом на Английском море.[314] Мы не радовались этому, так как только в небе хорошо с архангелами.

Дня 15 и в последующие дни говорили, будто царь Шуйский собирался взять себе жену из дома Нагих.[315] Потом же бояре воспротивились этому, настаивая, чтобы прежде он освободил и успокоил землю. Разные еще рассказы и слухи появлялись, но не было не только такого, что можно записать, но и чему можно верить.

Дня 20. Советовали нам приставы наши, чтобы мы, особенно слуги, просили царя о пожаловании и улучшении питания. Но мы не последовали совету, опасаясь какого-либо подвоха, и предпочли кормиться, как кому удавалось, нежели соглашаться на то их подлое предложение. И потому продавали, кто что имел. Но сильного голода, по милости Божьей, не испытывали.

Дня 22. Пришло из Карельской провинции 100 стрельцов на смену тем, которые нас стерегли. Люди чуть ли не все те пришли, которые сопровождали нас из Москвы и год назад стерегли. Однако прежде чем принять охрану, каждый должен был присягнуть, что не будет нам никаких вестей и секретов приносить. Но это обязательство мало помогло, потому что у мужика присягнуть — что ягоду проглотить. Очень хорошо обманывали, по своему обычаю, как и прежде.

Дня 29. С великою боязнью видели мы столбы огненные, необыкновенные и жуткие, проходившие по небу. Должно быть, они предвещали что-нибудь либо нам, либо “москве”.

Приставы также посетили пана воеводу, в то время с ними разругались паны старосты о слове, у нас употребляющемся в кабаках, а у них обычном. Пан воевода просил, чтобы ему разрешили писать царю относительно посланца в Польшу, но его заставили подождать несколько дней, ободряя надеждой на что-то доброе. Один из них шепнул на ухо пану воеводе, что имеет что-то сказать, но воздержался, намекнув только, что здесь идет какая-то игра.

Дня 30. Слухи были, что царь отправил вперед войско в несколько тысяч против Дмитрия. Это войско, отойдя от столичного города Москвы, начало роптать на царя Шуйского, думая бить челом Дмитрию. Увидев это, гетман, разумеется, повернул назад, а войско, которого 8 тысяч было, перешло на сторону Дмитрия. Когда об этом услышал Шуйский, видя явное несчастье, он хотел сложить свой жезл (таков там обычай, когда царь покидает царство), но ему народ не позволил, говоря, что, “пока от последнего из них не очистишь страну, до тех пор должен быть нашим царем”. Сразу после этого к двум войскам царь отправил третье, во главе которого вышел Дмитрий Шуйский, но был ранен и едва с несколькими сотнями человек вернулся.

Тем временем царь Шуйский женился,