своих принимать присягу, он также отправил с ними небольшой отряд и воеводу, некоего Ивана Голицына.[327] В Москве же другой совет без ведома царя состоялся, так как Дмитрий Шуйский вместе с отцом царской жены привели мир к тому, чтобы Расстриге не доверять и мужественно защищаться. „А так как, — молвил он, — мой брат не способен царствовать, обещаю, что, когда вас обороню и государство московское успокою, царем вашим буду“. Услышав это, они все тотчас согласились, чтобы все так происходило. А он, видя их расположение, в надежде на царство раздал боярам очень дорогие подарки, и сразу после этого совета, не мешкая, послал вооруженных людей против войска царя во главе с отцом царской жены. Ударили они по врагу без предупреждения, в то время, когда послы царские уже были в столичном городе Москве. Но Господь Бог проявил чудесную милость свою, и нападавшие были наголову разбиты. Отец царской жены попал им в руки, с него содрали кожу, а потом на части разрубили. Затем, не мешкая, Голицын пошел с войском под столичный город Москву. К нему прибыло также немного поляков, которые пришли из войска польского, находившегося около Смоленска, крепости Тверь, Углич и иных немало привели к присяге царю. Эти крепости и сейчас сохраняют верность, кроме Углича, который изменил, а люди из него ушли. Итак, узнав, что Голицын направился с войском к столичному городу Москве, чтобы овладеть этим городом, поляки, не мешкая, пошли к нему на помощь. С одной стороны подошли наши, а с другой — Голицын, и мощным штурмом взяли Деревянный город, часть войска побили, а часть привели к присяге.

После этого, пробив сперва брешь в 8 сажен в Каменном городе, с той же яростью ворвались в башню, которая там стоит на углу у реки, называющейся Москва, и разрушили ее. В этом проломе с обеих сторон полегло много людей. Полному поражению помешала ночь. Тогда Голицын встал со своими людьми в Деревянном городе, а наши встали лагерем в поле. В той страже, которая стояла у пролома (она состояла из людей, набранных в крепостях), изменили, войско — а его только что привел Татищев из Великого Новгорода — из города выпустили.[328] И тогда спереди и с тыла, со всею силой по Голицыну ударили. С обеих сторон бились хорошо и храбро, один другому не уступал. Однако победили более свежие и не столь утомленные войска, как те, что воевали в Деревянном городе, и людей Голицына в поле далеко вытеснили. Между тем поляки, стоявшие лагерем, ворвались в город, перебили многих людей саблями, убивая встречавшихся наповал, без всякой пощады. Совершив это и не понеся урона, они вышли из города и направились к Смоленску, делая более десяти верст в день. Голицын же ушел к Серпухову, чтобы лечить тяжелую рану, ибо он был ранен в бок. Там его опять подстерегли Дмитрий Шуйский с братом, чтобы окончательно разгромить. Но он, оправившись от раны, сам разгромил их, разгадав задуманную военную уловку, так что Дмитрий Шуйский едва ушел в столичный город Москву.

Между тем, уже царь приближался со всеми войсками, которые были очень многочисленны, имея при себе и поляков, кроме тех, что были под Смоленском”.

Тогда (что достоверно известно) 100 человек из наших собирались отослать в Каргополь, в 200 верстах от Белоозера, но бояре не советовали, говорили, что и тут около нас хорошая стража. И в самом деле, стерегли со всех сторон, и даже монастырские люди с другими были рассажены по дорогам, а к вельможным панам приставлено 59 стрельцов, тех самых, которых год тому назад оставил Салтыков в здешней крепости.

Раздел 3

Март

Дня 1. Слышно было, что Голицын снова вернулся под столичный город Москву, а царь Дмитрий в Туле ждет, пока войска стянутся. Также и то, что Москва в осаде, кроме одних ворот с нашей стороны, которые свободны.

Дня 2. Проехал через Ярославль Михайло Салтыков — воевода, тот самый, который нас год назад стерег. А с ним некий Степан, который тут прежде у нас был приставом, а потом в Вологде — у глинских, откуда его взяли, не известно для чего. Догадывались, что обоих выслали в Сибирь, в опалу, из-за какой-то измены. Другие же толковали иначе. Было с ними и еще несколько бояр. Дня 3. Узники все из темниц ярославских выпущены, собирались их приодеть как-нибудь и использовать для обороны крепости или же отправить на войну.

В тот же день, в полночь с воскресенья на понедельник, луна на ясном и очень красивом небе была окружена двумя разноцветными кругами, длилось это несколько часов. Так как мы привыкли к подобным диковинкам, то боялись их меньше.

Дня 5. То же известие, — что столичный город Москва в осаде, что к ней стягиваются войска, что сожгли часть Деревянного города и его ближние слободы. Говорили, что однажды из города вышел отряд, на который неожиданно напало из лагеря несколько сот человек на лыжах и великий урон вышедшим из города причинило, взяв в плен 36 человек и отослав их к царю Дмитрию. Он, угостив их, освободил и отослал назад, молвя, что “не жажду я вашей крови, и если бы мне не было жаль губить невинных людей, то уже давно бы вами смог овладеть”. Дмитрий же Шуйский (так как о царе не слыхать, говорят, что он болен) велел всему духовенству съезжаться, чтобы выставить его с крестами против войска Дмитрия, а самому выйти за ними и погибнуть, обороняясь.

Пришло известие, что наши проникли в Смоленск, но не известно, чьей стороны держатся.

Дня 7. Конюший пана старосты саноцкого внезапно скончался. Дня 10. Привезли тогда Болотникова и несколько бояр, а сослали его в опалу в Каргополь. Когда его везли несвязанным и это увидели бояре, они спросили, почему он так свободен. Услышав это, Болотников заявил, что “я вас самих скоро буду заковывать и в медвежьи шкуры обшивать”.[329]

Дня 12. Оба пристава и немало сынов боярских было на пиру у пана воеводы. Сказал вполголоса один из приставов, что “приближается ваша радость”.

Дня 14. Привезли из Сибири несколько десятков верблюдов, притворились, что хотят устрашить конницу поляков, которая, по слухам, находится под Москвой.

О титуле царя и князя российского выдрано.[330]

Очевидно, что-то действительно было, ибо нас в те дни усердно стерегли и к ключникам, которые ходили на рынок, к каждому в