Напоследок я отозвал Амани для более личного разговора в ее комнатку, где мы уселись на единственный предмет мебели, ее кровать с москитной сеткой.

– Слушайте, Амани, – начал я по-русски. – Я не стал рассказывать коллегам, но вождь знает о вас гораздо больше, чем мы думаем.

– А что он сказал? – озадаченно спросила она.

– Что вы местная.

– Ну, это нетрудно понять хотя бы по моей физиономии. Еще есть вопросы?

– Что вы неотрезанная. Что это значит? Амани тихо рассмеялась:

– Да, это верно. Знаете ли, маленьких мальчиков здесь традиционно обрезают, и не только мусульмане. С этим термином вы знакомы, надеюсь?

– Безусловно, хотя, к счастью, не на собственной шкуре.

– Ну вот. А девушкам тоже делают обрезание – в детстве им удаляют клитор... – Ее голос становился с каждым словом все тише.

Я от ужаса зашипел:

– Господи боже, зачем же?

– Сложно сказать, – ответила Амани. – Западные учебники объясняют этот обычай заботой мужчин о верности их жен. Якобы без клитора им не будет нравиться заниматься любовью, а значит, не захочется изменять мужу. А сами догоны считают клитор мужским началом в женщине, которое нужно удалить, восстановив таким образом естественный порядок вещей. Во времена, когда бог Амма только создал мир, он вознамерился овладеть Землей как женщиной, но никак не мог этого сделать, потому что клитор мешал ему проникнуть в нее. Клитор Земли существовал в виде огромного термитника, и Амме пришлось разрушить его, чтобы выполнить свою задачу. Вот с тех пор маленьким девочкам и отрезают клитор. И не только у догонов! Этот обычай до сих пор распространен почти по всей тропической Африке, и от антисанитарии при этой операции ежегодно умирают сотни девочек.

– Понятно, – я покачал головой. – Это, видимо, безумно больно.

– Да, пожалуй. Говорят, боль не проходит всю жизнь, и каждое общение с мужчиной становится настоящей мукой.

– Я прошу прощения, – медленно сказал я, – а вы действительно «неотрезанная»?

– Да. – По шепоту Амани я догадался, как она снова смутилась. – Моя мать не хотела делать мне обрезание, и для того, чтобы избежать этого, ей пришлось крестить меня у католического священника в Бандиагаре.

– Ну, я думаю, вы ему должны быть только благодарны... Креститься все же не так мучительно, верно?

– Верно.

Мы помолчали. Я вспомнил, что еще рассказал мне вождь про Амани при нашем странном разговоре. Видимо, почувствовав это, Амани спросила:

– Вождь сказал еще что-то?

Я помедлил:

– Ничего. – И поднялся с кровати.

Вдали раздались приглушенные крики птицы Балако, отрывистые, печальные.

Иногда банальный случай может перевернуть весь ход событий. За одну минуту позволяет достичь невозможного или рушит результаты многолетнего труда. В ту ночь мне казалось, что мы максимально приблизились к разгадке, и перед нами вот-вот раскроется тайна загадочных теллемов. И в то же время мы как будто остановились напротив каменной стены. Проникнув за нее, узнаешь тайну, над которой бились сотни твоих предшественников. Не сможешь, так и останешься по эту сторону с пожизненным ощущением горечи неудовлетворенного любопытства.

Как же мы будем после этого смотреть в глаза друг другу? Неужели мы сможем встретиться через год-другой в парижском кафе и вести себя как ни в чем не бывало, понимая, что мы не справились? Нет, я не мог себе представить этого. Оливье Лабесс в свое время четверо суток провел без воды, затерявшись в пустыне Калахари в ходе одной из своих экспедиций. Он умирал от малярии в Камеруне, а в Малави лечился от укуса какой-то совершенно убийственной мушки – эту историю он никогда не мог рассказать до конца. В ходе каких-то беспорядков в Нигерии он был захвачен в заложники вооруженной группировкой. И каждый раз выживал, выпутывался, успешно раскапывал какие-то доисторические черепа и сумел сохранить свой собственный в целости.

А Жан-Мари Брезе? Это человек, который скрупулезно рассчитывает каждый шаг своей исследовательской работы и всегда достигает цели. Он увидит след любого живого существа за милю, по шуму крыльев определит вид пернатого, а по горсти земли – историю произраставших здесь деревьев за последние пять тысяч лет. Они просто не умеют проигрывать.

И главное, как я посмотрю в глаза Амани? Я столько времени убеждал ее в успехе нашей экспедиции, что сам успел поверить в него. Что же я скажу ей, если после месяцев бесплодных попыток, после этих загадочных слов вождя остановимся на достигнутом и не двинемся дальше? Нет, мы не можем так поступить! Мы должны немедленно идти вперед. Продолжать разговоры с местными жителями. Анализировать местное искусство и древние наскальные росписи. Втираться в доверие к вождям и старейшинам. Если нам стало известно хоть одно новое слово о теллемах, мы должны услышать весь рассказ.

Но судьбе было угодно поступить по-иному. Я так и не смог больше увидеть старого вождя. По одной простой причине: ночью вождь умер...

Сначала, рано утром, мы услышали, как где-то далеко раздались визгливые женские голоса. Это было непривычно, потому что утро в деревне догонов обычно начиналось с пения петухов, тоже не самого приятного на свете звука, но все же не такого пронзительного. Оливье мигом вскочил с кушетки:

– Что такое? Жан-Мари, еще одна твоя мифическая птица?

– Это Homo sapiens sapiens{ Homo sapiens sapiens (лат.) – неоантроп, человек разумный современный.}, Оливье, – пробормотал Брезе из-под своей москитной сетки, – Чрезвычайно беспокойный вид человека разумного...

Однако шум нарастал. На улице послышался топот ног, люди бежали мимо нашей хижины куда-то вверх по склону. Из соседней комнаты вышла Амани, сообщив нам то, что она могла расслышать с улицы:

– Там кто-то умер...

– Господи, только не это! – воскликнул я, потому что в одно мгновение понял, кто именно умер.

Но не успел я сообщить о своей догадке, как в наш дом ворвался полностью одетый в этот рассветный час Малик.

– Друзья! Умер старый вождь! Вас немедленно требуют наверх, к главному жрецу!

– Господи! – Амани изменилась в лице.

– Этого нам еще не хватало, – проворчал Брезе, вставая.

На улице мне показалось, что все люди бегут в различных направлениях. Смерть вождя, да еще такая внезапная, всколыхнула все население. Кричали грудные дети, голосили женщины, истошно лаяли собаки и кудахтали куры, пытаясь увернуться от ног пробегавших людей. Очевидно было, что никто не знал, что нужно делать. Двое стариков в конических кожаных шляпах повели нас в верхнюю часть деревни, я с ужасом озирался по сторонам и обратил внимание, что жители деревни оглядываются на нас с не меньшим ужасом, чем мы на них. Это было забавно, но лишь отчасти: люди явно пребывали в уверенности, что их великого вождя прикончили именно мы. И вызов к хогону был этому лучшим подтверждением.