«Ода прекрасному или же наставление для дев о красоте и блюдении её»

Принцесса изволила пребывать во гневе.

Она швырнула туфлю в старшую фрейлину, но не попала, ибо фрейлина была опытна и ловка и от туфель за годы службы научилась уворачиваться.

– Нет! – взвизгнула принцесса, отправив вторую туфлю вслед за первой. Но и та была поймана и поставлена к первой.

Туфельки, к слову, были прелестнейшими, как и сама Летиция Ладхемская, которая, поймав свое отражение в зеркале, замерла, позабывши о том, что злится. Точнее, вспомнивши, что злость может способствовать старению.

Она повернулась одной щекой.

Другой.

Щеки были нарумянены. Кожу покрывал толстый слой белил, отчего та казалась просто-таки неестественно белою. Губы выделялись ярким пятном, а над верхней сидела мушка. Бархатная. Сердечком.

Прелесть ведь!

И главное, что все вокруг то же повторяют. Нет, всех она не слушала, но одного очень и очень достойного человека…

Летиция поправила кружево, которое слегка сбилось. И повернулась к зеркалу боком. Корсет утягивал её, делая вовсе уж воздушной и пышные юбки эту воздушность подчеркивали.

Она осторожно коснулась пуховкой лба.

Потрогала волосы, ставшие жесткими от особого эликсира, благодаря которому пышная конструкция не рассыпалась.

– Вы прелестны! – подала голос фрейлина.

И туфельки тоже подала.

Именно. Прелестна. Очаровательна. Чудесна. Подобна звезде и самой пресветлой Богине, спустившейся на землю, дабы принести людям радость.

Строки сердечного письма согрели, правда, ненадолго, ибо напомнили о причине даже не гнева – раздражения. Летиция хотела было нахмуриться, но вспомнила о пудре.

Румянах.

Краске, что подчеркивала длину ресниц.

И о том, что лоб снова нужно побрить, поскольку пушок отрастающих волос пробивается даже сквозь белила.

– Маменька у себя? – она позволила одеть на себя те самые туфельки с пряжками-бабочками, и чулки поправить. – Передай ей, что я желаю беседовать!

– В том нет нужды, – раздался весьма спокойный голос королевы. – Все могут быть свободны. И, Нисса, пригласи сюда Её высочество.

– Я тут, – сморщила носик Летиция.

– Другое Её высочество, – уточнила матушка, входя в залу. И фрейлины, и служанки, и даже притихший было торговец притираниями, про которого Летиция напрочь забыла, поспешили убраться. И верно. Спорить с маменькой себе дороже.

– Мама! – возопила Летиция, вскинув руки. И широкие рукава скользнули к плечам, обнажив тонкие изящные запястья. Зеркало подтвердило, что трагизма в позе хватает, равно как и красоты.

Но матушка не вняла.

– Прекрати, – сказала она сухо и рукава одернула.

Оглядела Летицию.

Поморщилась.

– На кого ты похожа? – вопрос был произнесен с немалым раздражением. – Помнится, я просила тебя не усердствовать?

Летиция руки опустила. Смысл страдать, когда некому оценить эти страдания по достоинству.

– Я туда не поеду! – сказала она и топнула ножкой.

На фрейлин это действовало, а вот матушка лишь головой покачала.

– Это не обсуждается. Решение принято. Вы поедете обе.

– Обе?

– Матушка, – Ариция вошла в покои.

Потупилась.

Вот уж не было печали.

– Вы звали меня, матушка?

– Проходи, дорогая, – матушка приобняла сестрицу. – Пожалуй, мне следовало поговорить с вами ранее.

А лучше не говорить вовсе.

– Это касается последних новостей? – Ариция присела на край софы и расправила подол простого платья. Лишенное, что кружев, что украшений, оно смотрелась бы бедно, если бы не ткань. Роскошный жемчужно-серый шелк с каким-то невероятным розовым отливом подчеркивал фарфоровую белизну кожи.

А ведь и пудрой она почти не пользовалась.

И мушками.

Скромницу из себя строит. И выглядит также, бледно. Хотя следовало признать, что поклонники у сестры имелись. Но это лишь потому, что она принцесса.

И только.

– Именно, дорогие мои. Как вы знаете, наши планы несколько… изменились.

Летиция фыркнула.

Об этом знали, наверное, даже дворцовые крысы.

– Несчастье, которое случилось с твоим женихом, многими было воспринято, как дурной знак.

О да, а теперь и вовсе заговорили, что он не сам умер, а из-за этого… повелителя. Что будто тот, влюбившись в портрет прекрасной Летиции, взревновал и избавился от удачливого соперника.

Слухи льстили, но…

– Можно подумать, я его в бордель потащила! – вполне искренне возмутилась Летиция.

Матушка поморщилась. Во дворце старались не заострять внимание на обстоятельствах того… несчастного случая.

– Речь не о нем. Речь о тебе. Ирнейцы отказались и дальше вести договор.

Обидно.

Или не очень? Для самолюбия, несомненно, но вот в душе Летиция испытывала лишь огромную радость. От перспективы примерить ирнейскую корону отказаться было бы куда сложнее, чем просто от брака.

– Однако, возможно, и к лучшему, – продолжила матушка. – Мы с отцом обсудили это… письмо. И пришли к выводу, что предложение весьма выгодное.

– Мама!

Выгодное? Ехать куда-то… знать бы еще, куда! Главное, что там мрак и тлен, и разрушения. И мертвецы живые. И еще чудовища. А она принцесса! Она должна блистать при дворе, а какой двор у того, кто мертвецами окружен? Пусть и живыми.

Небось, оживший мертвец танцевать не умеет.

Или умеет?

Летиция помотала головой, отгоняя дурацкие мысли. Умеет или нет, не важно! Она не хочет замуж! Во всяком случае не за этого вот… Повелителя. Тем более она точно, совершенно точно знает, за кого замуж стоит идти. Человека умного, даже остроумного. Веселого. Легкого. Такого, который ценит её, Летиции, красоту.

И особенность.

А еще её любит. Несомненно.

– Нас с Проклятыми землями связывают давние отношения. Однажды уже ладхемская принцесса становилась женой Повелителя, и это принесло многие выгоды.

Началось.

Летиция закатила глаза. Сейчас матушка станет распинаться про торговлю, бюджет, долги… у кого их, если подумать, нет? Долги – это же еще не повод отказывать себе в маленьких радостях жизни.

– Ты знаешь, что мы находимся в довольно непростом положении…

Матушка говорила.