— Садись, я принесу.

Положил книгу на свободный стол и пошел к блинам. Их прямо при нем приготовят, вкусные, обожаю. Правда, после горячего теста живот немного побаливает, но это ничего, ем я их редко. Может, деньги отдать? Все-таки он не обязан меня тут кормить. Хотя… он меня сюда притащил, он предложил перекусить. И, судя по тому, что я вижу в нем, он мне эти деньги за шкирку засунет. Да и отсюда еще до дома надо добраться. Не надо его злить. И не хочется…

Возвращается примерно через пять минут. С блинами. Себе, видимо, тоже взял. А запах, какой же запах! Круче, чем в «Лилии»! Здесь вообще мне больше нравится. Много людей вокруг, шумно, обычная нормальная еда. И Леднев вместо Воронова. Все по-другому. Сколько времени прошло с тех пор, как мы обедали с Артемом? Пара месяцев? Чуть больше? А ведь он мне нравился. Первый парень, с кем я стала общаться после Стаса. Общаться — это громко сказано, конечно, но он обратил на меня внимание. Было сложно, паника подступала от одной только мысли встретиться с ним… Но прошло, психолог говорил, что так и будет. Что я смогу. Вот сейчас сижу с Никитой, ем блины со сметаной, и меня ничуть не ведет от того, что мы сейчас вдвоем. Да, вокруг много людей, но все равно.

— Книги, значит? Почему? — делает большой глоток морса и смотрит на меня.

— У меня бабушка несколько лет работала в школе библиотекарем, и дома было много книг, — не вижу смысла это скрывать. — Я почти все время после уроков проводила в библиотеке с ней. Делала домашку, читала, помогала ей… Мне книги детство напоминают и бабушку.

— А родители?

— Умерли, когда была маленькой. Погибли в автокатастрофе. Меня бабушка воспитала.

— Извини.

— Я их не помню совсем. Ничего.

Смотрю на подарок. Интересно, что это за учитель такой, что сейчас, спустя столько лет, Леднев поздравляет его с днем рождения.

— Когда я учился, он преподавал химию, сейчас на пенсии увлекся эпохой Возрождения.

— Ты так любил химию?

— Ненавидел. Вообще ничего не любил. Химия была самым отстойным предметом.

— Тогда почему?

— Он один из всей школы плевал на моего отца. Отказывался ставить даже тройки, пока я не начну учить… Еще морса?

— Нет, если только воды.

Молча встает и идет туда, где блины покупал.

Интересно…

Телефон на столе мигнул сообщением. «Ты где? Мы уже у Славика на даче. Подъезжай». А вот и реальная жизнь, напоминание, что Леднев совсем не для бедных обычных девочек, что сейчас он вернется и поедет туда, в свой мир, где нет места никаким Варям. Да и не надо. Видела уже, спасибо. Еле ноги унесла. Тогда почему так тошно? Хочется схватить трубку и бросить ее об стену.

И снова мигание. На телефоне высветилось: «Оксана».

Парень нарасхват… Что неудивительно. Удивительно, что он сейчас со мной, идет с бутылкой воды и стаканом, кажется, кофе.

— Спасибо. Морс сладкий очень, хочется запить.

— Ага.

Берет в руки сотовый, быстро просматривает сообщения. И, не отвечая, убирает телефон в куртку.

— Поехали?

Одеваюсь, встаю, ноги болят жутко, все-таки я не привыкла ходить на каблуках так долго. Покачиваюсь слегка.

— Ты в порядке? — придерживает меня за талию, обеспокоенно смотрит.

— В порядке, — отстраняюсь от него, а он с легкостью отпускает. — Просто устала немного.

…Я действительно перегружена событиями, а вот Айс не выглядит уставшим. Куда он сейчас поедет — к Славику, где наверняка опять будут те же шлюхи, что и в баре, или к Оксане? Смотрю на него и понимаю, что не хочу. Не хочу, чтобы он ехал к Славику, не хочу, чтобы встречался с Оксаной! Хочу, чтобы ехал со мной вот так в машине всю ночь! Господи, я с ума сошла? Это же безумие. Мне никогда не нравился Леднев, я всегда старалась избегать таких, как он, он — полная противоположность Стасу, он не может мне понравиться. Он из тех, как бабушка говорила, кто сломает так, что потом по частям себя не соберешь. Тогда почему я так реагирую? Вчера же вечером мне было плевать, что он спит с моей преподшей. А сегодня… сегодня я злюсь, что у него другая жизнь, где я никогда не буду. Очнись, Варя! Это же смешно, он никогда не давал и полповода думать, что у него к тебе что-то есть… Просто почему-то помогает, непонятно, почему. Наверняка есть причины и они совсем не романтичные. А тебе об учебе надо думать. Да, об учебе. Прикрываю глаза.

Слышу вибрацию телефона и выныриваю из полусна. Епифанцева! Я и забыла про нее. Принимаю звонок, не успеваю донести трубку до уха как слышу:

— Варя! Ты жива? Что с тобой сделал этот урод?! Ты меня слышишь?!

— Слышу, слышу, привет.

Кошусь на Айса. Лицо хмурое. Тоже слышал.

— Ты где? Варя!

— Здесь я, в машине то есть, — закатываю глаза. Всегда несу чушь, когда волнуюсь. — Все хорошо, Маш. Я скоро буду.

Отключаю телефон и смотрю на Леднева. Нехорошо получилось. Может, сказать что-нибудь? Что? Что испугалась до смерти? Что ожидала, что он меня голой заставит танцевать перед своими дружками? Что скажет пойти и украсть что-то по приколу? Что поглумится надо мной и заснимет это на камеру, а потом в сеть выложит?

Глупо все. Неправильно. Как же спокойно было, когда я работала в супермаркете, жила в своем клоповнике и знать не знала ни про Леднева, ни про Полянского с Вороновым, ни про всех этих Лар, Кать, Вадимов, Вик… Когда это было? Пару месяцев назад? Чуть больше? Вообще, кажется, в другой жизни.

Останавливает машину, мы уже в Машкином дворе.

— Спасибо, что подвез. Вообще спасибо. В «Азбуке» здорово было и потом… — я не знаю, что еще сказать, он молчит, а мне неловко… — Пойду тогда… Пока?

— Английский свой не забудь, — кивает на тетради.

Точно! Я их в сумку так и не положила.

— Он у меня, правда, ужасный? — спрашиваю, чтобы хоть что-то сказать. Мне стыдно за Машкины крики в телефоне и за свои мысли тоже…

— Ужасный, — соглашается. И после небольшой паузы добавляет: — Я стараюсь меньше работать за монитором. Глаза очень сильно устают. Поэтому все читаю в распечатке.

Молчит. А я сейчас сгорю со стыда.

— Беги уже. Тебя ждут.

Слежу за его взглядом. И точно. Машка стоит у подъезда.

— Ты извини ее. Она просто беспокоится…

— Пока.

Выбираюсь из машины. Смотрю, как он уезжает. Ну и денек!

Машка молчит. Молчала у подъезда, в лифте ни слова не сказала, заходим в квартиру. Поворачивается ко мне. Руки уперты в бока, глаза сощурены, губы сжаты. Хана мне!