Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— От убийцы, — сказала Лера, — я знаю, кто его подослал.
Ну, так и есть, врет и не краснеет, но врет с фантазией, с выдумкой, почти творчески.
— Кудрин твой, что ли? — проговорил Илья, не глядя на Леру. Он ее почти и не слушал, понимая, что здесь, как и в Озерске, снова мимо. В конце концов, она свои деньги потратила, а теперь осталась, по ее словам, без гроша. Но врать, что заплатила убийце…
— Да при чем тут он… меня попросили помочь, а я отказалась, — Лера поджала коленки и засунула руки в карманы, — и чуть не рассталась с жизнью. Да ты и сам все знаешь. Вернее, почти все.
Илья поймал пепельницу на краю стола, крутанул ее еще разок и посмотрел на Леру. Та сидела, вжавшись в стенку, смотрела в сторону, и в темноте Илья не видел ее лица. Подозревал, что по левой скуле у нее снова расползлось красное пятно, но не чувствовал за собой вины, не испытывал раскаяния. Лера стала его врагом, а с врагами поступают соответственно, пусть спасибо скажет, что до сих пор жива, но это можно исправить, особенно если она не перестанет врать. А Лера, по-своему истолковав его молчание, говорила дальше:
— После того как меня назначили на место твоего брата, ко мне пришла одна женщина, Кузнецова.
Фамилия показалась Илье знакомой, но он не мог вспомнить, где и от кого раньше ее слышал. Крутилось в голове что-то невнятное, давнее, казалось, прочно забытое за ненадобностью, и не вспомнить сейчас, как ни старайся. Илья и не старался, и слушал Леру, не особо вникая в ее слова.
— Она давно работает в банке, — говорила девушка, — она главный экономист, семьи у нее нет, и она с утра до ночи сидит на работе. Буквально до ночи — охрана говорила, что в одиннадцать может уйти, или в полночь… Неважно, в общем, она пришла ко мне и попросила…
— Купить ей раскладушку. — Пепельница-таки свалилась на пол, глухо стукнула по ковру. Илья подобрал ее и снова крутанул, как пробку, только вертелась эта штука дольше и изящнее, что ли. Леру он слушал вполуха, соображая, что делать дальше, и выхода не находил. Вернее, был один — возвращаться домой и сказать отцу, что ничего не вышло. Что его младшенький, приемыш, — неудачник и бестолочь, что Макс погиб ни за грош потому, что кому-то так захотелось. Решение Илью совершенно не устраивало, он оставил в покое пепельницу и решил, что хватит. Хватит вести честную игру, с него довольно. Эта девушка, что сидит на кровати, — ключ ко всем несчастьям, этот ключ и откроет замок, станет наживкой для убийцы, а там пусть судьба решает, кому жить, кому умирать.
И тут в голове точно сверхновая полыхнула: Кузнецова, главный экономист, «помоги мне»… Это уже было раньше, он сам слышал эти слова, и моментально вспомнил злую толстую неопрятную женщину. Тетка, похожая на помидор, которая тогда буквально загнала Макса в угол — она тоже просила помощи. И, как сказал потом брат, ходила за ним два месяца, пока он не натравил на нее секретаршу. «Помоги мне» — круг замкнулся, вернее, спираль делает новый виток. Сердце ухнуло, в виски ударила кровь, но Илья сдержался, сделал вид, что ему безразличны слова девушки, а сам ловил каждое ее слово.
— Да нет, нет, — отмахнулась Лера, — Кузнецова так и сказала: «Помоги мне». Знаешь, так говорят, когда дела совсем плохи и просить больше некого.
Илья это знал, но предпочел отмолчаться, а Лера продолжала:
— Я подумала, что у нее что-то случилось, но мне показалось странным, что Кузнецова пришла именно ко мне — я ее почти не знала. Правда, после назначения у меня появилось много новых… друзей, многие вдруг захотели со мной общаться, приглашали на вечеринки, дни рождения. Я отказывалась, но о помощи никто не просил, и я решила выслушать ее.
«Бред какой-то». — Илья смотрел на экран мобильника. Уже второй час ночи, после скачек по пустырю и карнизу из кирпичей спать хочется зверски, а она тут о своем человеколюбии вещает. Ну, пришла к ней тетка, ну, попросила денег — обычное дело. Хотя у Макса эта Кузнецова тоже что-то просила, но что именно — теперь не спросишь. Тоже денег, конечно, чего ж еще можно просить у заместителя председателя правления банка…
— И она попросила меня помочь ей вернуть ребенка. Вернуть ее дочь.
Илья оторвался от мобильника, глянул на Леру, их взгляды встретились. И тут Илья отчетливо понял — она не врет, не сочиняет, не выкручивается. Во-первых, незачем, а во-вторых, придумать такое… мягко говоря, непросто. И не время сейчас для сказок.
— Вот и я не знала, что и сказать. Сидела и слушала, а та буквально умоляла меня, чуть не плакала. Мне даже не по себе стало, я ей воды предложила, а она говорит: «Господь воскресит ее с твоей помощью и даст тебе денег». Представляешь? — выдохнула Лера и расстегнула плащ. В комнате стало душно, Илья хотел уже скинуть куртку, но передумал — привычка загнанного в ловушку человека не позволяла расслабиться даже в борделе.
— И что? Что ты ей сказала? — не то чтобы интересно стало, просто любопытно, как Лера выкрутилась тогда. И главное — чем все закончилось.
— Сказала, что мне нечем ей помочь. Я испугалась, честное слово, она показалась мне невменяемой: то плакала, то молилась, потом схватила меня за руку — я еле вырвалась. И сказала, чтобы она убиралась и больше не приходила. Я боюсь сумасшедших, особенно таких, кажется, что они тихие, а на самом деле…
— Дальше что? — перебил ее Илья. Ему хотелось поскорее услышать конец истории, и он подгонял девушку. — Ушла?
— Нет, она разозлилась. Выплеснула воду на пол, кинула стакан и даже не сказала — прошипела: «Тебе не нужны деньги? Подумай, ты получишь очень много. Помоги мне вернуть мою дочь, и я помогу тебе разбогатеть». У меня есть шокер, вернее, был, и я пожалела, что не ношу его с собой, в тот момент он бы мне пригодился. Секретаря у меня не было, я осталась одна с этой буйной бабой и защищаться могла только канцелярским ножом, который валялся где-то в столе. Я сказала ей: «Пошла вон», а она заплакала и сказала, что кроме меня помочь ей некому. Тогда я пригрозила, что вызову полицию.
Илья девушку больше не перебивал и не торопил, она говорила быстро, торопливо, точно боялась не успеть, но не врала — в этом он был уверен. И пока не понимал, как связать этот разговор Леры с безумной теткой и их сегодняшним днем, вернее ночью, и ждал развязки.
— А потом сказала, что вызову не только полицию, но еще и санитаров, а они сдадут ее в психушку, там всем помогают. Кузнецова заткнулась, перестала рыдать и сказала: «Тогда за тобой придет ангел и заберет, как Стешина и Серегина. Жди, сучка, и он придет за тобой». Я выгнала ее из кабинета, она ушла.
«Ничего себе». — Илья отложил мобильник и не сводил с девушки глаз. В ее истории нашлось место всем персонажам и нестыковкам, но понятнее от этого она не стала, а вот длиннее — это точно. И нашлась в ней первая странность.
— Почему ты Артемьеву не сказала? — спросил Илья. — Это ж его работа, прямая обязанность — таких вот психов обезвреживать.
— Я ходила к нему, — немедленно отозвалась Лера, — сказала, но он посмеялся и сказал, чтобы я не обращала внимания на дуру. Она в церковь ходит, лбом часто бьется и последние мозги вышибла. Тогда я спросила про дочь этой несчастной, и он сказал: «А что дочь? Нет у нее никого, Кузнецова умом тронулась после того, как ее дочь пропала. Уехала в институт и пропала, семь лет прошло. Кузнецова тогда проводила ее на вокзал, и больше не видела. И до сих пор все еще ее ждет, когда та вернется домой. И полиция искала, и к экстрасенсам она обращалась, но без толку, девочку так и не нашли…»