"Медлить нельзя", - решил про себя майор и сказал, ни к кому конкретно не обращаясь, а как бы разговаривая с самим собой:

- Интересно, когда они здесь были?

Быканыров, ни слова не говоря, опустился на корточки у костра и, сняв рукавицу, пощупал золу. Потом он начал осматривать кости и еще раз следы, оставленные ногами людей и оленей. Делал он это молча, с сосредоточенным, серьезным лицом.

Шелестов закурил, внимательно наблюдая за своим старым другом.

Эверстова стояла под пышной заснеженной елкой, похожей на невесту в белой фате.

Петренко незаметно подобрался с другой стороны елки и сильно стукнул по стволу прикладом винтовки. Иневый дождь вместе с большими хлопьями снега осыпал Эверстову с ног до головы. Эверстова вскрикнула от неожиданности.

- Вы стали как дед Мороз, Надюша, - рассмеялся Шелестов. Радистка, отряхиваясь, сказала:

- Ничего, я отомщу!

Быканыров поднялся, отошел от костра.

- Дело такое, - заметил он. - Они здесь были рано утром.

Шелестов посмотрел на часы.

- Ого... Четыре. Как же Ноговицын их не увидел? Хотя в такой чащобе разве увидишь! Нужно быть опытным таежником, чтобы здесь не заблудиться.

- А как вы узнали, дедушка, - поинтересовался Петренко, - что они были тут утром?

Старик встряхнул головой, посмотрел внимательно и цокнул языком:

- Годы, друг... Годы. Всю жизнь я провел в тайге. Родился здесь. Меня знает каждое деревцо, каждый кустик. Тайга - шибко большое дело. Тайгу надо узнавать душой, сердцем. У тайги много тайн, и не всем раскрывает она свои тайны. Тайгу надо полюбить, очень крепко полюбить.

- Мне кажется, я ее уже полюбил, - весело отозвался Петренко. Нравится мне тайга. Чудесный край. А какая широта! Простору сколько, - и он раскинул руки.

- Хорошо, - похвалил Быканыров. - Ты полюбишь тайгу, и она тебя полюбит, и откроется тебе, и убережет тебя. Честному человеку хорошо в тайге, а худому - плохо. Худой человек обязательно пропадет в тайге. Совсем пропадет...

- Ну, пора ехать, - прервал Быканырова Шелестов.

Оленей вывели на след. Шелестов дал команду трогаться.

Надвигались сумерки. Крепчал мороз, и маленькими облачками от людей и оленей отрывался густой, сизый пар.

Шелестов считал, что уже пора останавливаться на ночевку, но место было неподходящее. След преступников вел наизволок по редколесью, где погуливал хотя и несильный, но при низкой температуре обжигающий ветерок.

Олени бежали уже не так весело, как днем. Они устали, и Шелестов их не понукал.

"Мои устали, а у меня два самых сильных, самых выносливых быка, рассуждал майор. - Значит, остальные и подавно устали".

Шелестов решил устроить первую ночевку в затишье, среди густой тайги, но удобного места, по его мнению, еще не было.

Когда нарты, въехали в распадок, густо поросший тальником, майор остановил оленей, и все подумали, что здесь и будет привал, но внезапно Шелестов потянулся к автомату.

Все насторожились. И лишь когда впереди с шуршащим звуком поднялся табун белых куропаток, стало ясно, какая дичь привлекла внимание майора.

- А я вообще не понимаю, как можно отличить от снега белую куропатку? - спросил Петренко. - Как это вы заметили, товарищ майор? Я сколько ни смотрю, ничего не вижу, а если и вижу, то лишь когда куропатки поднимутся.

- Привыкнешь, глаз приучишь, все будешь видеть, - ответил Быканыров. - Черные головки куропаток здорово видно. Снег белый, а они черные. И сидят они всегда головками против ветра, чтобы ветер перья им не лохматил. Птице ведь тоже холодно. А птица тоже ум имеет. Ты знаешь, как тетерев спит зимой?

- Понятия не имею, - признался Петренко. - Спит, наверное, как все спят, сядет поудобнее на ветку, глаза закроет и спит.

- О, нет, - заметил старик. - Тетерев хитрый. Он сядет высоко на дерево, сложит крылья и бух вниз в снег. Как камень. Уйдет глубоко, пророет норку вбок и спит.

- Здорово, я этого не знал.

Раздалось повизгивание Таас Баса. Все оглянулись. Пес стоял в стороне, разгребал передними лапами снег. Шерсть на его плечах поднялась.

- Что такое? - спросил Шелестов. - Что он нашел там?

- Сейчас погляжу, - ответил Быканыров и направился к Таас Басу. И стоило ему подойти вплотную, как он сейчас же определил: - Однако, прошел сохатый. Большой зверь. Совсем недавно прошел.

Подошли Шелестов и Петренко. Да, действительно, в заросли тальника уходили следы размером чуть не с глубокую тарелку.

- Вот, тальник кушал сохатый, - показал Быканыров на обглоданный тальник. - Вот еще кушал. Старый сохатый, зубы уже плохие. Старик.

Шелестов посмотрел на часы. Поздновато. С каким удовольствием он выследил бы короля тайги - сохатого! Разве есть лучшая награда настоящему охотнику, чем убить такого зверя?

- Товарищ майор... - вкрадчиво обратился Петренко к Шелестову.

- Что?

- Разрешите мне пробежаться.

Шелестов помолчал и потом сказал:

- Поздновато, дорогой.

- Я в один миг обернусь. На лыжах, а вы езжайте потихоньку. Честное слово, я мигом слетаю, а вдруг да наткнусь.

- Наткнешься, выцеливай под сердце, а то уйдет. Крепкий зверь сохатый, а этот больше лошади, - вмешался Быканыров.

Шелестов раздумывал. Он опасался, что горячий по натуре лейтенант увлечется погоней, и след сохатого заведет его куда-нибудь.

А Петренко умолял:

- Товарищ майор, ведь скоро привал делать будем. Я по своему же следу и вернусь. Вернусь и доложу, что сохатый готов, испекся. Честное слово.

"А в общем, ничего страшного нет, - подумал между тем Шелестов. - Мы все равно сейчас должны сделать привал".

Петренко смотрел на Шелестова просящими глазами, а тот все еще колебался.

На подмогу пришел Быканыров.

- Зачем думаешь? Пусти лейтенанта. Пусть пробежится.

- Ладно, - сказал майор. - Только строго с одним условием: через полчаса не увидите сохатого - обратно.

- Есть, через полчаса обратно.

Петренко быстро снял с нарт лыжи и палки, опустил голенища торбазов, достал из сумки обмотки и перемотал икры, чтобы они не ослабли, поднял голенища, поправил ремень винтовки, встал на лыжи и с места пошел крупным шагом.

Он выбежал из распадка на пригорок и размашисто пошел дальше.

- Однако, шибко бежит, - одобрил Быканыров и поцокал языком.

- Да, лыжник из него первоклассный, - согласился Шелестов, провожая глазами удаляющуюся и уменьшающуюся фигуру молодого офицера.