Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Или завербованный провокатор, — закончил Вова.
Целый день меня не отпускала эта тема, крутилась в голове и так и сяк. Вечером я Вовке говорю:
— Если тащмайор начнёт в первую очередь всех наивных отслеживать, полная фигня получится.
Вова подумал-подумал, да и говорит:
— Мда-а-а, а ведь ты права. Народ у нас простодушный, дальше некуда. Наивных можно целыми колоннами строить и маршем по городу, демонстрацией…
— Да кого там! Тут в пору наоборот, ненаивных по городу водить, как того слона, напоказ.
— Как редкий исчезающий вид? — Вовка невесело усмехнулся.
И ведь, натурально, вообще не смешно!
— Сам понимаешь, это ж от стерильности информационного поля. Оберегают нашего брата от любых потрясений, вот и результат. Прививки нет, даже минимальной. Раньше хоть повышенная бдительность была. Песенку эту помнишь, про пуговку*?
* Песня на слова Е. Долматовского
о том, как пионеры
помогли пограничникам
поймать шпиона,
найдя на дороге пуговку
с иностранными буквами.
1939 года, между прочим.
— Ну да. Правда жизни. Шпионов и диверсантов кругом полно. Это только наши «за всё хорошисты» весь коллективный запад цветочками пытались представить.
— М-гм. Помнишь, как в двадцатые спящая агентура попёрла? И это на фоне деградации западных элит.
— Да ты что, думаешь, сейчас их меньше? Особенно среди партработников, которые красивой жизни жаждут? Только и ждут зелёного свистка! Да и среди медийных этих. Как они тогда рванули на запад при первом шухере, помнишь? Чувства самосохранения не хватило даже на то, чтоб молча пересидеть, сразу бросились грязью поливать и Россию, и всех, кто не захотел пиндосам жопы вылизывать.
Да, когда Вовка в ажитации, в выражениях он не стесняется. Однако, против фактов не попрёшь. Я вздохнула:
— Знаешь, Вовка, как я рада, что не нам с этим всем разгребаться.
— Что, мать, не потянешь?
— Не чувствую в себе таланту к работе с иудушками.
— Да-а, в дерьме копаться не каждый сможет…
21. КАДРОВЫЙ ВОПРОС
ДЕЛА СЕЛЬСКИЕ
Зато в другом у нас всё было прекрасно. Этим летом в Шаманке снова образовался свой мини-лагерь трудовой (и попутно спортивной) направленности. Наташка примчалась к нам на лето. Ирка и Танька пригласили своих подружек, да ещё к ним двоюродные братья из Омска приехали — две штуки, девяти и десяти лет. Матушка их, тётя Тоня, сперва сильно сомневалась, что кто-то с её архаровцами справится, но Вова их в оборот взял живо. Пацаны прониклись с одной стороны полувоенными Шаманскими правилами, с другой — полуказачьей вольницей, и тётя Тоня прекрасно провела отпуск, отдохнув от мамских обязанностей до состояния полнейшего релакса.
Мама благополучно сдавала сессию (закрывала уж четвёртый курс) и должна была со дня на день вернуться. Женя хозяйствовал без неё, а двухлетний Федька в комплекте с почти трёхлетними близнецами периодически доставался нам с бабушкой или Даше, прямо как переходящее знамя передовиков.
Между делом нас страшно порадовали ИВАТУшные спецы, притаранив аж три инкубатора. Встречали мы их с помпой, всем колхозом, только что оркестра не хватало. С борта головастика* упакованные в обрешётку агрегаты выгружали солдатики ИВАТУшного автобата.
*Это УАЗик с кузовом.
— Что, давайте по месту распакуем? — предложил ответственный за это дело капитан, и мы все направились в особо утеплённое отделение птичьего сарая, за которым после нескольких вариаций закрепилось самодельное название «цыплятник».
— Я так понимаю, это будут три основные модели? — спросил Вова.
— Да. Смотрите, тот средний — практически копия вашего. Ничего не стали менять. Вас же тот устраивает?
— Устраивает, — подтвердила я, — не капризничает, характеристики нужные выдаёт.
— Ну, вот. Этот такой же, на сто двадцать мест. Большой — на двести сорок.
— Получается, в два раз больше? — баба Рая заинтересованно разглядывала аппарат.
— Да. А маленький — наоборот, на сорок. Был разговор сделать вариант для совсем малых хозяйств.
Заглядывающие в двери родственники (интересно же, а места внутри не так много), сразу начали высказываться, что, мол — да, вот так, кто немножко кур держит, тридцать — очень удобно, а то на сотню пока насобираешь, а зря пустым гонять… — ну, вы поняли. Обсуждать — это у нас народ любит.
— Я так понимаю, — начала я, — нашей задачей будет сейчас самый большой и маленький обкатать? Выявить, так скажем, «детские болезни» новой техники?
— Да их все протестировать надо, — похоже, капитан чувствовал себя немного неловко с техникой, целью которой было непосредственное взаимодействие с таким нестандартным компонентом, как живые птичьи эмбрионы. — Мы их, конечно, тестово обкатали, температуру, влажность — всё замеряли. Но как оно с яйцами будет…
— Проверим, — успокаивающе уверил его Вова. — Будем держать вас в курсе. Ольга вон всё записывает. Сегодня посмотрим, сколько у нас на инкубацию подходящих яиц. Маленький, как минимум, завтра-послезавтра уже запустим. И какой-то из больших на неделе. А, может, даже и два.
— Я через недельку тогда заеду, посмотрю, как идут дела, а то нас тоже сверху долбят…
Ах, у них же своя разнарядка, по взаимодействию с населением.
— А вы отчитайтесь, что первые опытные образцы переданы на натурные испытания, — предложила я. — А пока можно заготовки для корпусов делать, например.
— А вы как думаете, делаем, — бодро усмехнулся капитан, — полсклада уже загромоздили.
— Ничего, вот мы их проверим, быстро ваш склад опустеет, — высказал железобетонную уверенность Вова. — На заготконторах и строительных рынках объявления повесить — народ сам к вам поедет.
— А если плохо будут разбирать, мы знаем один надёжный способ, — прибавила я. — Заметку в газете напечатать. У нас вон переизбыток коз был — так теперь очередь стоит!
Эта информация, кажется, прибавила капитану оптимизма, и тут бабушка выступила со своим коронным:
— А пойдёмте чай пить? Я прирожков с картошкой напекла.
Солдатики (все солдатики всегда голодные) с надеждой посмотрели на капитана. Тот махнул рукой:
— А, пойдёмте.
— Ш о фера-то своего зовите, — заторопилась бабушка. — Я сейчас чайник разогрею…
Инкубаторы показали себя неплохо — всё ж таки авиационные оружейники — это вам не хухры-мухры. Несколько крошечных настроек-доводок, и всё стало работать на твёрдую пятёрку.
— Ну что, ты рада? — довольно спросил меня Вовка.
— Да ты что! Не то слово!
— Планируешь расширение, я так понимаю?
— Ха! С учётом того, что площадей у нас в ближайшем будущем станет просто дохрениллион…
— И работников можно спокойно нанимать…
— Да-а! Производство можно расширить раз в восемь. Или даже в двадцать. В тридцать? В пятьдесят? В общем, там, где остановятся наши аппетиты.
Вова смотрел на меня скептически:
— Нахрена тебе такие объёмы? Ты что, хочешь стать местной птицефабрикой?
— Да… в общем-то, нет. Не хочу, — правда, чего это я? — Это я так, гипотетически…
Тем временем (пока в фоновом режиме шли инкубаторские проверки) на той деляне, которая уже была определена как наша и только ждала завершения согласований, пятнышками подкашивали сено — кое-где трава уже хорошо поднялась. Литовок в сарае теперь стояло не меньше десятка. Косили, всё-таки, в основном взрослые. И Вова с Рашидкой. Не сказать, что за счёт этого сена мы покрыли все наши потребности — треть, разве что. Но всё-таки!
И все уже знали, что скоро шаманская жизнь снова изменится и забурлит. Тётя Валя, во всяком случае, стояла на низком старте, чтобы зачислиться в штат «Сибирского подворья», как только придут разрешительные документы на организацию. И начальство её было предупреждено, что вот-вот — и работница уйдёт переводом. И её, и бабушкины документы уже были отвезены в культурский отдел кадров, и приказы на их принятие в штат должны были прийти вместе с основным пакетом документов.
И вот оно свершилось.
«СИБИРСКОЕ ПОДВОРЬЕ» ЕСТЬ
В этом месте мне навязчиво вспоминается псевдодетская песенка, про простите, жопу. В этой песенке девочка (которую мама ругает за это словечко, безаппелляционно заявляя, что и слова-то такого нет) страшно удивляется: