В руках обладатель рясы нес скромную корзинку, содержимое коей было укрыто от лишних взоров белой материей. Некоторое время «монах» слонялся возле особняка Жерминьяков, словно бы что-то обдумывая и решаясь на некий важный поступок. Наконец, дождавшись момента, когда на улице никого не было, он подошел к парадному входу и взялся за дверной молоток.

«Надеюсь, сегодня получится», – сказал себе Кавальон.

Именно он скрывался под облачением монаха.

Пусть Кавальон боялся тамплиеров, пусть продолжал здесь и там ощущать их присутствие, пусть подвергался опасности быть узнанным слугами Жерминьяков и арестованным по обвинению в убийстве старухи и краже ее драгоценностей, но сидеть тихо в очередной своей квартире, позволяя конкурентам все ближе и ближе подбираться к заветному свитку атлантов, он все равно не мог. Надо было действовать. Действовать, пока д’Эрикур действительно не женился на этой вздорной девице, а дурацкий Помье не выкинул какой-нибудь очередной фокус! Из разговоров в людных местах, сообщений коллег-полицейских и рукописных газеток, создающихся в мокрых подвалах при свете масляной лампы, Кавальон знал, что к мадемуазель де Жерминьяк приехал из Оверни ее опекун со своей сестрой – девицей сорока или пятидесяти лет, крайне строгой нравом. Эту-то, последнюю, авантюрист и счел ключом к сокровищу. Его многолетний опыт нумеролога и гадателя показывал, что старые девы, несмотря на всю суровость, отличающую многих из них, бывают весьма доверчивы и с радостью попадаются в расставленные для них сети.

Однако все оказалось не так просто, как мог думать Кавальон. Некоторое время назад он явился к мадемуазель де Сеор – так звали опекуншу Софи, – отрекомендовавшись наслышанным о ее добродетелях литератором, который горит желанием сочинить поэму о самой безгрешной особе во всей стране… и с позором был выставлен вон! Де Сеор даже не пожелала его увидеть. Она просто передала через слуг, что, «покуда дом на Кенкампуа не покинула добротель, ноги здесь не будет писателей, романистов, поэтов и всех остальных представителей этой философической клики, стремящейся посредством своих развращающих сочинений и безбожных энциклопедий поколебать Святой престол». Что и говорить, тетушка совершенно не походила в своих предпочтениях на племянницу!

Для следующего раза Кавальон запасся масонским фартуком, книгой по Каббале, пачкой оккультных гравюр, циркулем, черепом кошки, своим любимым хрустальным шаром и рекомендательными письмами от ряда высокопоставленных персон (написанными, впрочем, собственноручно). Пришлось применить и грим. Явившись к заветному дому, алхимик и маг спросил у открывшей ему служанки, не интересуется ли мадемуазель де Сеор новейшими способами гадания, открытиями в области животного магнетизма, вернейшим и признанным во всем мире методом воскрешать мертвецов, а также всей правдой о гностическом мироздании. Не могло же, в самом деле, быть, чтобы дворянка, даже самая религиозная, совершенно не интересовалась всеми этими модными вещами!.. Не могло, но было. Специальный лакей явился, чтобы вытолкать авантюриста взашей и передать ему всевозможные проклятия от хозяйки, считавшей масонов, алхимиков, гипнотизеров и аэронавтов адептами дьявола.

Кавальону стало очевидно, что если девственная затворница и соизволит принять какого-то гостя, то это может быть только служитель официального культа.

– Вам чего? – спросила служанка, появившася после второго стука.

– Мир тебе, дочь моя… – проблеял Кавальон таким голосом, который, как он считал, наилучшим образом подходил странствующему монаху. – Благословляю тебя и сию обитель.

Служанка перекрестилась.

– С чем пожаловали, отче?

– Слышал я, в этом доме живет набожная особа, до того благонравная, что во всем Париже не сыщешь… – начал мнимый священнослужитель.

Служанка хихикнула. Видимо, в разговорах со своими товарками она характеризовала де Сеор отнюдь не такими хвалебными словесами.

– Есть тут такая. А вы-то чего изволите?

– Может быть, вашей хозяйке угодно будет купить какое-нибудь богословское сочинение? – Кавальон убрал ткань со своей корзинки: она была наполнена книгами.

– Чего это у вас там?

– «Град мистический» Марии из Агреды, «О божественном воплощении Хуана де Луго, «Книга мучеников» Жана Креспена, «Восхождения» Пьера де Берюля, «Почитание сердца Иисусова»… Катехизисы и Евангелия, само собой, тоже имеются. В лучших изданиях и недорого!

Служанка уныло взглянула на полную фанатизма корзинку. Кавальон понимал, о чем она думает, и безмолвно с ней соглашался.

– Мадемуазель де Сеор вообще-то, не принимает гостей, но, может, для вас сделает исключение. Пойду доложу ей.

«Должна бы», – сказал про себя Кавальон. В продолжении того времени, пока служанка справлялась у опекунши, как поступить с монахом, он дважды успел поймать себя на том, что почти молится – то ли гностическому Демиургу, то ли масонскому Абсолюту – о том, чтобы в этот раз мадемуазель де Сеор приняла его.

Пять минут спустя служанка возвратилась:

– Нечего не получится. Вы уж не обессудьте, отче, но госпожа не общается ни с кем, кроме своего духовника, дабы не впасть в искушение или в ересь. Велела отдать вам шесть су на богоугодные дела, вот, пожалуйста, получите. А книги эти ваши у ней есть уже.

– Как? Все? – изумился «монах».

– Все и больше. Она ведь, как к нам переехала, целый короб этих богоугодных книг с собой привезла! Так что вашего товара нам не надоть. Извиняйте.

– Благочестивая у вас госпожа… – обескураженно произнес Кавальон.

– А то как же! Молится без конца, каждый вечер на мессе. Ни разу не пропускала!

– И какую же церковь она посещает?

– Как какую? Святых Ле и Жиля, ближайшую! А вы с какой целью интересуетесь?

– Хочу знать, какому кюре посчастливилось иметь столь прилежную прихожанку, – ответил мнимый монах и, не мешкая, распрощался.

Отойдя от дома на безопасное расстояние, Кавальон снял накладную бороду и сбросил капюшон, прикрывавший отсутствие тонзуры, – ну и жарко же под ним было! Достал из кармана шесть су. Что-то маловато пожертвование. От такой святоши можно было бы ожидать и более внушительной суммы! Неужели скупа? Или служанка прикарманила часть деньжат?..

Но до чего крепкий орешек эта Сеор! Неужели втереться в доверие к ней так и не выйдет и придется сдаться? Или использовать последнее средство, подсказанное служанкой, – тоже стать прихожанином Ле и Жиля?

Тем же вечером Кавальон, переодетый в обычный костюм – кафтан, штаны, чулки, рубашка, башмаки, треугольная шляпа и благостно-идиотское выражение на лице – явился на улицу Сен-Дени к искомому храму.

Выслеживая свою «жертву», Кавальон не позаботился заранее узнать, как она выглядит. Сейчас это нелепое обстоятельство могло бы сослужить дурную службу… если бы в Париже, озабоченном правами человека, ценами на хлеб и созывом Генеральных Штатов, было бы чуть больше религиозных людей. В церкви он насчитал от силы пяток прихожан: семейство какого-то поденщика на задних скамьях да впереди, поближе к алтарю, единственная дама, хорошо одетая и не могущая быть не кем иным, кроме мадемуазель де Сеор.