— Мы приказам сидхе не подчиняемся! — фыркнул Падуб.

— Это не приказ. Просто так обстоит дело.

Я глянула на Ясеня у него за плечом, в глубине зеркала.

— Мы тебе дали слово, принцесса, — сказал Падуб. — Гоблины не то что сидхе, мы слово держим. Мы сделаем ровно то, на чем сошлись, ни капли больше. Не сделаем ничего, на что ты не согласилась заранее.

— Стражи должны быть при нас не только для того, чтобы не дать вам забыться в разгар утех, есть и еще причина, — сказала я.

— Какая же? — спросил Ясень.

— Чтобы не дать забыться мне.

— Это как? — не понял Падуб.

— Мы договорились, что вы не сделаете ничего, на что я не дам согласия или о чем не попрошу. Я опасаюсь, что в разгар страсти могу попросить о таком, чего не вынесет мое тело.

— Что? — Падуб нахмурился, пытаясь сообразить.

— Она говорит, что ей нравится боль, и что она может попросить такого, что сама же не перенесет, — объяснил Ясень.

— Врунья-сидхе! — скривился Падуб.

— Клянусь, что не вру. Мне нужно, чтобы за мной приглядывали и не дали мне навредить себе самой.

Падуб так стукнул по зеркалу, что на его стороне оно закачалось. Я невольно вздрогнула.

— Ты нас боишься, — сказал он. — Не бывает, чтобы сидхе хотел переспать с тем, кого боится.

— За всех сидхе я не отвечаю.

— Ты хочешь, чтобы я сделал тебе больно? — спросил Падуб.

Тут я подняла взгляд и посмотрела ему прямо в глаза, чтобы он увидел там эту правду:

— Очень хочу.

Наконец зеркало снова стало просто зеркалом. Гоблины прибудут к ночи — с эскортом из Красных колпаков, чтобы «противостоять коварству сидхе». Поскольку Дойл не в форме, мне придется выбирать других стражей для наблюдения, а тем, кому я больше всего доверяю, такая служба не по душе.

Холод разделил бы эту обязанность с Дойлом, если ему приказать, но ему откровенно не нравилось видеть меня с другими мужчинами. Дойла он переносил нормально, но больше ни с кем мою постель не делил. Рис в этом плане был менее разборчив, но просить его, чтобы он наблюдал за моим сексом с гоблинами — это все равно что его самого пытать. Ему секс с гоблинами стоил глаза.

— Ты серьезно говорила насчет боли? — спросил Рис.

— Да, — сказала я.

— А ты знаешь, насколько это мне не по душе?

Я подумала и кивнула.

— Это такая вещь — либо ты ее понимаешь, либо нет.

— Я вот тоже не понимаю, — заметил Холод.

Я промолчала, потому что на самом деле Холод понимал больше, чем ему казалось. Причинять мне боль он не любил, но там связать, тут прихватить — очень даже его заводило. Но раз он не считал бондаж разновидностью садомазо, то я с ним спорить не стала.

— А Дойл понимает, — сказал Рис.

Я кивнула.

— Но ты ведь получаешь удовольствие от нормального секса? — уточнил Рис.

— Нормальный — слово оценочное. Тот секс, которым я занимаюсь, мне нравится.

Он глубоко вздохнул и перефразировал:

— Я не хотел расставлять оценки, я хотел спросить: когда ты не просишь от нас… ну, бондажа, к примеру, — это только потому, что нам это не нравится, по твоему мнению? Мне хотелось бы получить уверенность, что тебе на самом деле хорошо со мной в постели.

Я обняла его, но не слишком прижимаясь — так, чтобы смотреть ему в лицо.

— Мне очень, очень хорошо с тобой в постели. И с другими тоже. Просто иногда мне хочется чего-то погрубее. Каждый день мне гоблинекой любви совсем не нужно, но мысль о ней меня возбуждает.

Он вздрогнул, причем не от удовольствия. От страха.

— Я теперь знаю, спасибо тебе, что глаз я потерял только из-за собственного невежества. Если б я не пренебрегал чужой культурой, как все сидхе, я бы знал, что у гоблинов даже пленники могут обговаривать условия секса. Я бы запретил им меня калечить. Но я считал это пыткой, а палачам условия не ставят.

— Пытка у гоблинов — совсем, совсем другое.

Он снова вздрогнул.

Я обняла его, чтобы стереть страх с его лица.

— Нам надо выбрать, кому доверить сегодня мою охрану.

Он прижал меня крепче.

— Прости, Мерри, я не смогу. Просто не смогу.

Я прошептала ему в щеку:

— Я понимаю. Все в порядке.

— Я могу, — сказал Холод.

Я повернулась к нему в объятиях Риса. Лицо у Холода стало надменной маской — в лучшем его стиле. Холодное и прекрасное. Только мне стало понятно: он боялся не того, что отвращение помешает ему исполнять служебные обязанности, а того, что зрелище может слишком его возбудить. У него чувства нередко брали верх над разумом, а ожидающееся зрелище заденет слишком многие его тайные струнки. В присутствии Дойла он с лишними эмоциями сумел бы справиться, но Дойла не будет. Так кого же я могу попросить меня охранять?

В зеркале вдруг проявилась спальня королевы. Мы поначалу наложили на стекло чары, которые никому не давали за нами подглядывать, но королева на это плохо среагировала. Так что ей предоставили прямой доступ. Мы в результате лишились тайны частной жизни, зато ярость Андаис снизилась до более приемлемого уровня.

Еще один результат — что я теперь спала где угодно, только не здесь. Королеве объяснили, что секс нас полностью изматывает, и мы засыпаем прямо на месте. Пока что объяснение прокатывало.

Королева была в крови от локтей до ног. В глаза это не бросалось при ее черной одежде, но промокшая от крови ткань так и липла к телу. В руке у нее был нож — настолько залитый кровью, что наверняка рукоятка скользила.

На постель мне и смотреть не хотелось, но пришлось. Вместе с Рисом, который по-прежнему меня обнимал, мы повернулись к кровати — замедленным таким движением, когда и хочешь посмотреть, и боишься.

Наверное, там лежал Кристалл, но видна была только окровавленная масса в форме мужского тела — причем насчет пола я судила только по широким плечам и узким бедрам. Лежал он на животе, там же, где мы видели его в последний раз. Рука свесилась с кровати и непроизвольно подергивалась — наверное, Андаис нерв повредила или что там.

У меня слезы хлынули из глаз. Я ничего не могла с собой поделать. Рис прижал меня лицом к своему плечу, чтобы я не смотрела. Я не сопротивлялась. Я все уже увидела, что она хотела мне показать, хоть и не понимала, зачем она этого хотела. Обычно она обращалась так с врагами, с изменниками. С теми, у кого выбивала сведения, или с преступниками, которые осуждены были на пытку. За что же она превратила в кровавое мясо Кристалла? За что?! Мне хотелось крикнуть это ей в лицо.