— Я тебе еще кое-что принес, — вдруг сказал он, протягивая мне толстый коричневый конверт формата А4, в котором, судя по всему, были какие-то бумаги. — Подумал, вдруг у тебя будет время и желание взглянуть, — смущенно произнес он. — Я книгу пишу.

— Серьезно?! О чем?

— Наверное, о себе. Знаешь, я же работал все это время волонтером в одном центре для ребят, вернувшихся с войны…

Дейв потерял ногу на войне в Заливе. Ничуть не удивлена, что он стал волонтером и помогает тем, кто потерял еще больше.

— Ну и вот одна из местных… терапевтов, кстати, надо ей позвонить, предложила мне попробовать писать. На самом деле, писать о картинах. О том, как картины помогают людям.

— Как здорово, Дейв! Это же просто прекрасно! Я очень хочу почитать, можно? Спасибо! Только вот знаешь, лучше мне некоторое время не выходить на связь… Но я обещаю все прочитать! У меня, кстати, для тебя тоже кое-что есть! — вдруг вспомнила я и достала из сумочки книжку, купленную на вокзале Паддингтон.

Дейв страстно обожал мрачные детективы. Я подарила ему «Тень рядом со мной. Новая жизнь Теда Банди». Как в старые добрые времена!

Дейв вышел на улицу, и тут из телевизора раздался оглушительный рев зрителей. Я выбежала из паба, окликнула его, и он остановился в свете уличного фонаря.

— Манчестер! Выиграли два — ноль!

Дейв отсалютовал мне, развернулся и пошел домой. Я долго смотрела ему вслед, а потом унесла кейс наверх. Обозревая свои пожитки в убогом номере над пабом, я поняла, что очень плохо экипирована. У меня осталось четырнадцать тысяч евро наличкой и кейс, к черту все остальное! Ну ладно, еще часы, мои прекрасные «Вашерон». Взглянув на них, я увидела, что уже почти одиннадцать — нет смысла пытаться успеть добраться до Лондона через Бат в столь поздний час. В бумажнике у меня лежал номерок от камеры хранения на вокзале в Лилле, где я оставила пистолет. Разобрав «каракал» в кабинке женского туалета, я запихнула все детали в пластиковую косметичку «Хеллоу, Китти», купленную в супермаркете на вокзале. Значит, возвращаться все равно придется через Лилль. Немаленький крюк, но что делать — с тремя удостоверениями личности и пистолетом пограничный контроль на французском вокзале не пройдешь.

Внизу в пабе было тихо, телевизор уже не работал, только едва слышно гудела посудомойка за барной стойкой. Я снова вздрогнула, услышав, как за окном притормозила машина, — за городом в темноте все звуки кажутся куда громче, чем на самом деле, — инстинктивно встала за дверь, затаила дыхание в ожидании, что она сейчас распахнется, что на лестнице послышатся тяжелые шаги, но водитель просто переключил передачу, машина скрылась в темноте. Свет в комнате я не включала. На коленках я подползла к окну и слегка отдернула пожелтевшую тюлевую занавеску: обычная деревенская улица, свет в шарах уличных фонарей, в одном из окон светится голубой экран телевизора. Я потянулась, попробовала расслабиться, но у меня из головы не шел текст писем, которые получил Дейв. Я что-то упускаю из виду, думала я. Зачем Ермолову посылать такие письма? Это как-то неэффективно. Если бы он хотел хорошенько припугнуть Дейва, то сделал бы это другим способом, как уже проделал это с моей квартирой, с галереей, с бедной Машей. Такое ощущение, что эти письма отправил кто-то, в чьем распоряжении гораздо меньше ресурсов, кому отчаянно нужна информация, и уж точно не человек, способный послать сюда маленькую частную армию. Все равно хорошо, что я сказала Дейву принять все меры предосторожности, но что-то здесь было не так. Ермолов запросто мог послать людей обшарить квартиру Дейва! Может, он решил, что, если картина у Дейва, тот испугается и попытается связаться со мной? Судя по тому, что мне рассказал «серая шляпа», тогда у Ермолова была бы возможность перехватить меня. А вдруг все эти письма просто для отвода глаз? Просто чтобы вывести меня из равновесия? Может быть, прямо сейчас машина выезжает на шоссе и едет на север, в Ливерпуль, к моей матери…

Церзетцунг. Он просто пытается сбить меня с толку, загнать в угол, чтобы я попалась сама. Картина уже у меня, а значит, мне серьезно удалось изменить расстановку сил. Надо просто сохранять спокойствие. Да уж, более дурацкого совета я себе дать, наверное, не могла! Какое, к черту, спокойствие?! С трудом заставила себя принять душ, хотя мечтала об этом еще с утра. Замотала волосы полотенцем, натянула футболку и трусики, а потом тщательно вытерла руки, кремом мазать не стала, и только после этого наконец открыла кейс.

Я не сразу догадалась, что произошло, но тут же поняла, что это не тот кейс, который я принесла в отель на площади Одеон. Свой кейс я положила на кровать в номере Монкады, он подошел поближе, чтобы достать картину, и тут к нам ворвался Рено. Завязавшаяся между мужчинами борьба отвлекла мое внимание, и я не заметила, что Монкада переложил картину в точно такой же кейс с Караваджо. Помню, как Рено, хрипя, приказал мне: «Быстро, забирай все… и картину тоже возьми!» Впопыхах я схватила кейс и не заметила подмены. Если честно, в свете лежавшего на полу трупа и приближавшихся к отелю копов, мне было как-то не до того.

Как и ожидалось, основное отделение, где когда-то был Рихтер, оказалось пустым. Используя тупые концы щипчиков для завивки ресниц, я аккуратно проковыряла крошечную дырочку в нейлоне, а потом осторожно, миллиметр за миллиметром, разорвала кейс по всей длине и наконец извлекла из-под подкладки тонкий конверт из вощеного картона, заклеенный скотчем на тканевой основе. Потом включила электрический чайник и, морщась от пара, подержала конверт в пятнадцати сантиметрах над паром, а потом аккуратно расклеила. Увидев содержимое конверта, я расхохоталась, несмотря на дикую абсурдность положения, в котором оказалась.

Утром я сразу же отправилась на пробежку. Четыре-пять миль под ледяной моросью по главной дороге до Бата, среди выхлопных газов грузовиков, под презрительными, раздраженными взглядами водителей школьных автобусов, по щебенке, до тех пор, пока легкие не стало жечь огнем и не прояснилось в голове. Совершенно промокшая, я вернулась в паб. Хозяин как раз пылесосил, слушая «Радио 2». Я заказала настоящий английский завтрак: сосиски, бекон, томаты гриль, запеченную фасоль в соусе, грибы, яичницу и жареный хлеб, а потом вызвала с местного телефона такси до Бата. Через час мы с Караваджо уже отправились в путь. В Бате я зашла в «Коста кофе», присела за столик в углу с каким-то жутким карамельным фрапуччино и достала одноразовый телефон. Смахнув рукавом сахар с неубранного столика, я вытащила блокнот, в который перед отъездом из Венеции записала все свои контакты, и набрала Казбича. Если честно, я даже не ожидала, что он подойдет, и действительно после долгой серии длинных европейских гудков включилась голосовая почта. Сообщение я придумала и отрепетировала, пока ехала в такси: «Доктор Казбич, вы знаете, кто я. Вещь, которая нужна вашему работодателю, находится у меня. Я свяжусь с вами сама. Не пытайтесь искать эту вещь в Англии, иначе я уничтожу ее. Я уже это проходила, так что вам прекрасно известно, что я знаю, как это сделать».

За окном слонялись скучающие деревенские подростки, попытавшиеся одеться по последней лондонской моде, прошла группа милых американских туристок, сжимавших в руках экземпляры «Нортенгерского аббатства». Номер Дейва я знала наизусть, поэтому написала и ему: