Судя по всему, совместный удар Сацума и Айдзу вдохнул новые силы в умирающую коалицию кобу гаттай. После того как радикалы-ксенофобы были изгнаны, сложилось мнение, что, возможно, умеренные в конце концов смогут управлять страной. 12/1863 в ответ на давление со стороны Симадзу Хисамицу императорский двор учредил новый консультативный совет, в состав которого вошли самые могущественные даймё страны: Симадзу Хисамицу; Мацудайра Сунгаку из Фукуи; Ямаути Ёдо из Тоса; Датэ Мунэнари из Увадзима; Мацудайра Катамори из Айдзу и Хитоцубаси Кэйки, который представлял сёгунат. Этот беспрецедентный союз придворной и воинской власти словно бы предвосхитил грядущую правительственную реформу. 2/1864 сёгунат последовал примеру императорского двора и открыл свои совещательные органы для «посторонних» (тодзама) дайме. Внешне это выглядело как серьезное продвижение к реализации кобу гаттай, поскольку могущественные феодальные правители, такие, как Симадзу Хисамицу, теперь получили право голоса как в сёгунате, так и при императорском дворе. Однако в действительности старые разногласия только усилились, и кобу гаттай оставался таким же неработоспособным, как и раньше. Многие давние вассалы сёгуна, «наследственные» (фудаи), были глубоко возмущены включением Симадзу и других «посторонних» даймё в сёгунский совет. Схожие проблемы возникали и при императорском дворе. Среди придворных у многих вызывало самое активное недовольство назначение даймё императорскими советниками: по их мнению, роль воинов ограничивалась исполнением приказов императора. Какую пользу могли принести эти обвешанные оружием выскочки тонкой и взвешенной политике императорского двора?

Однако самая большая напряженность существовала в отношениях между Хитоцубаси Кэйки и Симадзу Хисамицу. Кэйки с большим подозрением относился к влиянию Сацума на Киото и искал пути подорвать положение Хисамицу, блокировав его инициативы во внешней политике. Хисамицу, основываясь на совете Окубо, предложил использовать прагматичный подход к договору об открытии портов. Поскольку Япония нуждалась в западных технологиях, чтобы сражаться с Западом на равных, ей следовало на некоторое время открыть свои порты для иностранцев, прежде чем их закрывать. Словами Окубо, «открытие портов — это реальный способ держать варваров под контролем». Такой подход, несомненно, был достаточно радикальным, но Хисамицу сумел заручиться молчаливой поддержкой императорского двора. Однако Кэйки не мог смириться с тем, что контроль над внешней политикой уходит в руки Хисамицу, и он особенно настаивал на том, чтобы посольство, которое сёгунат собирался отправить в Европу, начало вести переговоры о закрытии порта Йокохама для иностранцев. Когда Хисамицу возразил, Кэйки осыпал его оскорблениями. Этот ожесточенный личный конфликт стал погребальным звоном для нового императорского совета. 8/3/1864 совет был распущен, и входившие в его состав дайме, рассерженные и разочарованные, начали разъезжаться из императорской столицы в свои княжества. Шестью днями позже в Киото прибыл Сайго.

Сайго был неприятно поражен вязкостью этого политического болота. Хисамицу послушно следовал идеалам кобу гаттай, завещанным Нариакира, но императорский совет феодальных правителей ничего не достиг. На самом деле усилия Хисамицу только ухудшили ситуацию. Радикалы дзёи, которые интерпретировали эту умеренную внешнюю политику как предательство, теперь нацелились на союзников Сацума при императорском дворе. Информацию по этой проблеме Сайго получал от Накагава-но-мия Асахико, принца из боковой ветви императорского рода, который был одним из доверенных лиц Сайго при дворе. Накагава давно был связан с Сацума и стал мишенью террористов вскоре после роспуска императорского совета дайме. 4/1864 убийцы атаковали одного из помощников Накагава, но сумели убить только его мать и ребенка. Остальные слуги Накагава были напуганы, а к 6/1864 сам Накагава был готов оставить политику и заявил Сайго, что хочет уйти в отставку. 9/7/1864 Сайго написал, что Накагава был так сильно напуган и изможден, что у него произошел полный упадок душевных сил.

Сайго также беспокоила проблема Тёсю. Теперь, после того как Тёсю было изгнано из Киото, в Эдо и самом Киото пошли разговоры о необходимости отправки военной экспедиции, чтобы покарать княжество за прошлые действия. Как лояльный вассал Сацума, Сайго не мог не радоваться тому, что один из самых высокомерных соперников его княжества подвергается репрессиям. Но в то же время план нападения на Тёсю вызвал у Сайго глубокие подозрения, и он невольно задумался над тем, не являются ли напряженные отношения между Сацума и Тёсю частью стратагемы сёгуната. Кроме того, Сайго с подозрением относился к княжеству Айдзу, недавнему союзнику Сацума. 25/6 Сайго назвал наказание Тёсю «личной» борьбой между Тёсю и Айдзу, в которую Сацума не следует вмешиваться. Сайго особенно не хотелось атаковать Сацума в то время, когда княжество столкнулось с иностранной угрозой. Западные державы собрали флот, чтобы атаковать Тёсю в отместку за действия княжества в предыдущий год. Тогда Тёсю, исполняя в одностороннем порядке приказ императорского двора об изгнании «варваров», обстреляло западные суда в проливе Симоносэки.

Сайго, испытывавший дискомфорт от этого внутреннего противоречия, хотел получить ясный ответ на простой вопрос: княжество Тёсю хорошее или плохое? 4/1864 он предложил драматическое средство для выяснения истинных намерений Тёсю. Он отправится в

Тёсю и потребует полного признания вины за действия 1862 года. Сайго полностью отдавал себе отчет в том, что его могут убить, но это будет хорошо, поскольку, поступив так, Тёсю продемонстрирует всем свое вероломство: «Если я буду убит, Тёсю потеряет поддержку народа». И напротив, если Тёсю покается, то тогда разговоры о карательных мерах можно будет отбросить в сторону. «Если они проявят благоразумие, то и мы будем последовательны [в восстановлении мира]». В любом случае, заключал Сайго, «я не вернусь с пустыми руками». Сайго спросил у княжества разрешения, но ему сказали подождать. Для такой важной миссии ему было необходимо получить одобрение Хисамицу. Пострадав от своей поспешности в 1862 году, на этот раз Сайго решил ждать и следовать приказам. Коротая время, он написал стихотворение в китайском стиле:

Не боясь за себя, я поклялся отправиться в Тёсю.

Думая лишь о судьбе императорской земли,

я буду говорить о мире и согласии.

Если они возьмут мою голову, то пусть моя кровь

будет такой же преданной, как у Ян Чженьциня,

Устрашая предателей еще долгие годы.

Выбрав Ян Чженьциня (709–785) в качестве образца для подражания, Сайго открыл сложность своего взгляда на героизм. Ян Чженьцинь был не солдатом, а китайским ученым-администратором, который прославился благодаря двум своим достижениям — несгибаемой преданности династии Тан во время восстания Ань Лу-шаня и изящному каллиграфическому стилю. Именно это сочетание культурной утонченности и непоколебимой преданности до самой смерти воспламенило воображение Сайго.

Пока Сайго ждал в Киото, радикалы в Тёсю начали проявлять нетерпение. Неудача умеренных из Тёсю в долучений контроля над императорским двором усилила позиции местных сторонников сонно дзёи. Двор, утверждали они со всей горячностью, находится в руках Сацума и Айдзу, которые теперь издают фальшивые эдикты от имени императора. (Разумеется, это было зеркальным отражением точки зрения Сайго.) Единственный способ исправить ситуацию состоит в том, чтобы произвести вооруженное нападение на ворота императорского дворца, чтобы изгнать узурпаторов. К 6/1864 в Тёсю началась открытая мобилизация войск. Когда Сайго сообщили о мобилизации в Тёсю, он перевел войска Сацума, охранявшие императорский дворец, в состояние повышенной боевой готовности и начал ждать войны. Его ожидание было недолгим.