Ни слова о двоюродных братьях и сестрах. Что конкретно сказано в Библии о кровосмешении, Карелла не знал, но в Уголовном кодексе все было прописано четко. Иными словами, если вы пожелаете вступить в брак с кузеном и кузиной, власти штата возражать не будут. Все эти тонкости ставили Кареллу в тупик. Почему молодому человеку спокойно можно жениться на двоюродной сестре, а его отцу, приходившемуся девушке дядей, этого делать нельзя под страхом тюремного заключения за совершение тяжкого преступления категории «Е»? С точки зрения закона у Мюриэль и Эндрю не было поводов для беспокойства. Карелла снова вернулся к записи, датированной 27 августа.

Но общество защищает себя от подобных союзов, издает соответствующие законы… Впрочем, я не знаю, существуют ли в действительности законы, запрещающие такие браки. Но церковный запрет есть, в этом я совершенно уверена.

Пока я пишу эти строки, Патриция наблюдает за мной со своей кровати. Буквально минуту назад она спросила, о чем только можно писать каждый вечер. Я ответила, что каждый день происходит миллион разных вещей, и я их хочу записать, чтобы ничего не забыть. Она на это сказала, что жизнь у нее скучная, так чего докучать себе еще раз рассказами о ней.

Просто она очень маленькая. Я ее очень люблю, но ей всего пятнадцать. В этом-то все и дело.

* * *

Четверг, 28 августа

Сегодня мы снова обедали с Джеком.

Он степенный и рассудительный и во многом очень отличается от Энди. Я вот, например, не могу представить, что Джек стал бы устраивать скандал из-за какого-то дневника. Сегодня утром в разговоре с Энди я вскользь упомянула о том, что Патриция спрашивала меня про дневник. Энди немедленно осведомился, пишу ли я что-нибудь про нас. Я сказала, да, о нас я пишу много. Он сказал: «Я имею в виду про нас, ну, ты понимаешь». Я отвечаю: «Да, понимаю, про нас». Когда я ответила ему, я улыбнулась и чуть-чуть передразнила его манеру говорить. И тут он неожиданно дал мне пощечину. Мы сидели на кухне и пили кофе, и, когда он меня ударил, чашка с кофе упала на пол, а тетя Лилиан крикнула из спальни: «Что у вас там происходит?» Стены в квартире тонкие, как бумага, и поэтому все слышно. Энди ответил, что мы случайно уронили чашку с кофе, а тетя Лилиан сказала, чтобы он непременно вытер пол. Энди пообещал это сделать.

Когда Энди вытирал пол, он поднял на меня взгляд и сказал, что тут нет ничего смешного и он не понимает, почему я с такой легкостью стала ко всему относиться. Я сказала, что не нахожу во всем этом ничего смешного, более того, я постоянно твержу, что мы поступаем неправильно, а он только и думает, чтобы залезть ко мне в трусы. Тут Энди велел мне заткнуться, иначе о наших отношениях узнают во всем доме. Но мне в тот момент было плевать, услышит нас кто-нибудь или нет. Он меня очень больно ударил. Он не имел права так поступать. Одним словом, я сказала, что мой дневник – не его собачье дело. А когда он спросил, можно ли его прочесть, я решительно отказала.

Я, собственно, о чем? Джек никогда бы так себя не повел. Это точно! Он твердо знает, что человек имеет право на личную жизнь, в которую никто не должен совать свой нос. Именно поэтому его бесит жена. Она буквально не дает ему побыть одному. Если он садится почитать книжку, она подходит и спрашивает, что он делает. Неужели самой не видно? Он сидит и читает, чего тут непонятного? Обычно он отвечает, что скачет на верблюде по Сахаре или что строит ковчег – вдруг начнется потоп. Задаешь дурацкий вопрос, будь готов получить дурацкий ответ. Причем так она себя ведет постоянно. Читает ли он книгу, слушает ли музыку, возится ли в подвале – она подходит и начинает его доставать: «Чего ты делаешь, Джек?» Он говорит, что жена ведет себя так, потому что она человек пустой и жизнь у нее праздная (надеюсь, я не сделала ошибки в слове «праздная»). Да, он ее по-прежнему любит, но при этом ему бы хотелось, чтобы она была более самодостаточной. Все это Джек поведал мне с предельной честностью. Его рассказ не был похож на заурядное нытье «моя жена меня не понимает». «Надеюсь, ты понимаешь, что я и не думаю к тебе подкатывать», – сказал он. Джек пояснил, что со мной просто ужасно интересно разговаривать, а еще он обожает на меня смотреть, потому что я чертовски хорошенькая. Он так и сказал, «чертовски хорошенькая». Когда он это говорил, он положил свою ладонь на мою руку. Да-да. Отложил вилку и положил ладонь мне на руку. Я подумала, что почувствую неловкость, – он ведь все-таки женатый человек. Но на самом деле мне было очень приятно. Он очень славный человек, и мне ужасно жаль, что у него такие нелады дома. Некоторые люди не желают понимать, что нельзя быть собственниками. Да, кое-кому это очень трудно осознать.

Пятница, 29 августа

Сегодня мне пришлось солгать Энди.

Сегодня днем стояла такая шикарная погода, что где-то в четыре (а может, и полчетвертого) Джек вдруг сказал, что было бы здорово в конце дня сгонять в соседний штат – он там знает отличное местечко, где можно пропустить по бокальчику. Обычно Энди заезжает за мной в начале шестого, как раз под конец рабочего дня. Банк, при котором мы работаем, закрывается, естественно, в три, но нам приходится трудиться до пяти. Я Джеку прямо сказала, что боюсь не успеть обратно, поскольку за мной заедет двоюродный брат, а он улыбнулся и сказал, что уже давно ломает голову над тем, правда ли то, что этот парень приходится мне кузеном. Я такая: «Ну, конечно же, он мой кузен, и он должен меня встретить». Одним словом, я сказала Джеку, что если мне не удастся ему дозвониться, то на поездке в соседний штат можно поставить крест. Ну, или отправиться туда как-нибудь в другой раз. Кроме того, я напомнила Джеку, что в нашем штате алкоголь продают только с двадцати одного года, а когда я пыталась купить выпивку, у меня всегда спрашивали документы. На это он сказал, что за мостом в соседнем штате пить можно с восемнадцати, а я явно выгляжу на восемнадцать, и поэтому он думает, что документы мне предъявлять не придется. Тогда я позвонила Энди и сказала, что мне придется задержаться, мол, у нас ведомости не сходятся – куда-то делось 104 доллара, и мы уже все тут озверели, силясь их отыскать. Пусть, мол, не заезжает за мной сегодня, я сама до дома доберусь на метро. Он такой: «Ладно, до встречи, у меня есть для тебя хорошие новости».

Джек и вправду отвез меня в потрясающее местечко – маленький коктейль-бар рядом с отелем километрах в пятнадцати от моста Гамильтон-бридж. Джек оказался прав, у меня и вправду никто не стал спрашивать документы, хотя официант, который принес нам заказ, очень внимательно на меня посмотрел. Когда я обратила на это внимание Джека, он сказал, что я потрясла официанта своей красотой, и добавил, что только безумец не станет на меня засматриваться. Когда он говорит такие вещи, меня всю пробирает дрожь. Не знаю, что со мной. Сегодня он снова сказал, что безгранично предан своей жене, хотя она ему уже все уши прожужжала насчет отпуска. Мол, его надо взять до окончания лета, причем поехать отдыхать вдвоем: дочку пока оставить на бабушке – его теще. На это Джек ответил, что у него сейчас много дел, и предложил ей поехать одной. Она не желает понять, что человеку хочется побыть наедине с самим собой. Ей-то самой это не нужно. Он сказал, что мечтает, чтобы она куда-нибудь уехала. Джек милый человек, и я ему очень сочувствую из-за того, как он мучается с женой.