– Мне совершенно не ясно, что вдруг нашло на Грандарона? Он не пощадил ни одного солнечного эльфа.

– Вы, наверное, его обижаете.

Белокожий чуть не замахал руками, но вовремя вспомнил, что ими лучше держаться за ствол.

– Жители Эолума относятся к древням с почтением и уважением, – проговорил он. – Тут на него прыгаете вы. То есть мы. Но вы в первую очередь. Сыплете проклятия, а он покорно соглашается оказать помощь.

– И что?

– Разве не странно?

Я пожала плечами, смахивая с груди очередную порцию листьев, затем опустила взгляд в темноту – туман стремительно удаляется.

– Может, дереву претит твоя изысканная, чопорная манера? – предположила я.

Лисгард аж подался вперед:

– Думаете, ваша дерзость и прямота вызывают восторг?

– Не знаю. Но эффект точно вызывают.

Ветка поднялась к кроне, внесла нас в самую гущу и остановилась возле верхней кромки. Над головой ночное небо с белым серпом луны. Звезды, у которых хватило сил проступить сквозь свет месяца, выстроились в кривые ряды. Если соединить их линиями – получатся фигуры, похожие на зверей и птиц.

Вдалеке, окруженный серым туманом, застыл ночной Эолум. Тонкие шпили мягко поблескивают в лунном свете, стена бросает густую тень на долину и создает иллюзию пропасти перед городом.

Я глянула вниз – растительность смыкается плотным ковром под ногами, широкие листья растопырились в хаотичном порядке и образуют сплошную зеленую массу.

Сбоку послышалось беспокойное покашливание. Я повернулась и чуть не охнула от восхищения – Лисгард восседает на стволе, как на единороге, одна рука держится за ветку, другая на рукояти меча. Серебряный свет отражается матовым бликом на доспехах, волосы мерцают, глаза полыхают синим пламенем. Но не таким, как у городских ворот, в этот раз что-то другое, странное. Секунду тянулась пауза, затем он проговорил, запинаясь:

– Миледи Каонэль, не могли бы вы, эм, запахнуться?

По спине пробежали мурашки, уши потеплели, но вместе со стыдом во мне поднялось возмущение. Я выпрямила спину, подняла подбородок, чтоб он лучше смог разглядеть идеальные пропорции серого лица, соединила лопатки и выпятила грудь.

– Не я выбирала одежду.

Лисгард смущенно хмыкнул и отвернулся. Лунный свет залил правую щеку, белокожий и так светится, а теперь и вовсе на божество похож.

Древень замер, растопырив ветки. Я осторожно уперлась руками и поднялась на ноги, ловко балансируя на стволе. Подо мной простирается пропасть, хоть и скрытая густой листвой. В голове мелькнула мысль – надо бы за что-то держаться, но ноги вполне уверенно стоят на ветке, затылок теплый.

Лисгард делает вид, что ему все равно, смотрит в сторону и не моргает, но уши топорщит.

– Мы на высоте Эолумской стены в сотню блоков, – проговорил он, не поворачиваясь.

Я сделала пару шагов, ветка даже не качнулась – Грандарон крепко зафиксировался.

Листва зашуршала, из зарослей выглянул огромный коричневый глаз с множеством древесных складок и трещин. На месте, где должен быть зрачок, зияет небольшое дупло. Морщинистое веко со скрипом моргнуло, с коры посыпалась мелкая труха и какие-то жучки. Затем глазное яблоко медленно повернулось и замерло, глядя на меня.

Я расставила ноги пошире в упор и благодарно наклонила голову. Затем сложила руки в замок за спиной.

– Древень, – проговорила я так ласково, как умела. – Не обижайся, что чуть не прокляла тебя. Я бы не стала, честное слово. Это все он.

Я ткнула пальцем в изумленного Лисгарда. Тот аж подпрыгнул на месте, когда Грандарон с треском перевел на него дырявый взгляд. Из зрачка выползла перепуганная многоножка, вскарабкалась на веко и скрылась в вековых бороздах. Ствол недовольно загудел и качнулся в сторону.

– Нет, ты погоди, – поспешно добавила я. – Он не совсем виноват. Точнее, виноват только в том, что высокородный.

Слева послышался очередной удивленный вздох, я шикнула на белокожего и продолжила:

– Лисгард добрый, хоть и солнечный. Они там все немного того. А я – хорошая.

Белокожий оскорбленно фыркнул и отвернулся в темноту, мол, не желаю слушать бредни безродной серой эльфийки.

– Ну и пожалуйста, – бросила я. – Эльф с повозки – единорогу легче.

Из гущи высунулась ветка, широкий лист мягко коснулся щеки. Наклонив голову еще ниже, я провела пальцами по гладкой поверхности, лист задрожал и смущенно скрутился в трубочку.

Я хихикнула и отвела ветку в сторону, даже дерево меня полюбило, а этот белоухий только и делает, что ворчит.

– Да-да, ты мне тоже нравишься, – проговорила я ласково. – И благодарна за спасение. Но мне надо к Забытой горе.

Грандарон глухо прогудел, листва в темноте зашумела, древесная труха обильно посыпалась с веток. Веко на дырявом глазу раскрылось, выгоняя из дупла очередной отряд насекомых. Козявки с возмущенным стрекотом расползлись по трещинам и зазорам. Древень со скрипом моргнул, снова вперил в меня глаз и обеспокоенно растопырил ветки.

Я сказала мягко:

– Не кричи на меня. Или ты помогаешь, или не мешай.

Откуда-то донесся испуганный крик филина, Лисгард нервно поежился, скрестив руки на груди, и стал похож на промокшего воробья.

Древень кинул вопросительный взгляд на Лисгарда, скрипя деревянным веком.

– Да, – подтвердила я и уперла руки в бока. – Он идет со мной.

Из самого сердца Грандарона донесся протяжный скрежет, по стволу пошло мелкое дрожание, ветки, включая оседланную нами, затряслись, как от порывистого ветра, хотя в ночном воздухе полный штиль.

Я быстро села, натянула капюшон на голову – не хочу, чтоб за пазуху насыпалось еще больше трухи, крепко обхватила ногами ствол и сердито уставилась на ту часть древня, которая могла быть лицом.

Гигантское глазное яблоко виновато покосилось в сторону, как бы извиняясь за неудобства, затем весь древень пришел в движение.

Лисгард, до этого демонстративно воротящий нос, вцепился мертвой хваткой в ветки, что потолще, и не сводит с меня взгляд.

Я пожала плечами.

– Что? Он сам.

Лисгард заговорил, стараясь, чтобы голос звучал уверенно, но от рывков Грандарона он дергается, как при скачке.

– Миледи Каонэль, не могли бы вы попросить вашего нового друга быть аккуратнее. Не хочется свалиться в лапы смаргам. Уверен, некоторые из них все еще ползают под деревом в надежде на свежее мясо.

Ствол тряхнуло, с земли послышался скрежет корней, которые зашевелились после веков покоя. Сквозь треск коры донеслись вопли смаргов, которые самонадеянно решили дождаться нас внизу.

Грандарон качнулся и двинулся в глубь леса. Исполинская масса заскользила через заросли, словно адамантиновое лезвие сквозь масло. Мелкие деревья расступаются перед гигантом, некоторые склоняют черные шапки.