Я сцепила ноги под веткой и схватилась за сучок. Белокожий все же прав – упасть с такой высоты смертельно даже для кошки, но страх показывать нельзя, а то решит, что я никудышная.

Листья лезут в лицо и липнут к коже, приходится все время отмахиваться и смахивать настырную зелень.

– А что, в Эолуме благодарность не в почете? – спросила я с белокожего. – Видишь, древень несет нас через лес, но на тебя подозрительно косится.

– Жестковато, – отозвался белокожий.

– Скажи спасибо, что не скинул.

Лисгард проговорил, качаясь в так движению Грандарона:

– На его месте я бы давно ушел в глубину леса, чтобы никто не мешал встречать преклонную старость.

Древень недовольно прогудел что-то на своем скрипучем языке.

Я успокаивающе похлопала его по ветке, на которой сидела, рискуя сползти на бок.

– Ну-ну, – проговорила я успокаивающе. – Не обращай внимания на этого сноба. Он, наверное, в детстве головой стукнулся, и там все перемешалось.

Я выглянула из-под капюшона и погрозила пальцем Лисгарду, высокородный даже бровь приподнял.

– Если бы древня здесь не оказалось, – пояснила я веско, – нас бы сожрали ваши пузыристые питомцы.

– Они не наши.

Белокожий недовольно насупился и отвернулся, провожая взглядом быстро удаляющийся Эолум.

Я виновато вздохнула и подумала, что высокородному эльфу придется учиться жить по другим законам. Я-то ладно, все равно ничего не помню, а он – рожденный благородным миром, где каждый знает свое место. С другой стороны, эльф должен уметь приспосабливаться к новым условиям. Значит, я ему одолжение сделала. В сверкающих покоях научишься только монетки считать и различать, кому кланяться, набеги на беззащитные фермерские селения не считаются. Кроме того, мне все равно нужен спутник.

Так, успокаивая в себе взыгравшуюся совесть, не заметила, как огромный древень переместился на другую сторону леса. Размеры исполина позволили пересечь Светлолесье так быстро, что оглянуться не успели.

Грандарон остановился на окраине рядом с широкой дорогой, ствол стал наклоняться, ветки хором заскрипели, он бережно опустил нас на обочину.

Я спрыгнула, из-под ног вздыбилось облачко пыли, сапоги моментально покрылись серым. Отойдя на пару шагов, я попыталась охватить взглядом всего древня. Секунду стояла с раскрытым ртом, потому что размер Грандарона оказался воистину нереальным – согнутый ствол и крона полностью скрыли ночное небо.

Рядом раздался глухой стук, Лисгард спрыгнул с ветки и с заметно пободревшим лицом подошел ко мне.

Я прижала ладонь к сердцу и поклонилась старому древню.

– Спасибо, могучий великан, – сказала я почтительно.

Потом пнула Лисгарда в бок, тот охнул, брови сдвинулись, в глазах застыло непонимание. Он простоял так пару мгновений, потом спохватился и склонил голову в коротком поклоне.

– От лица сияющих эльфов выражаю благодарность и почтение, – проговорил он сдержанно.

Я закатила глаза, но смолчала.

Грандарон зашевелил ветками, внимательно посмотрел на меня деревянным глазом. Показалось, во взгляде мелькнули озабоченность и беспокойство, если древни вообще обладают такими эмоциями. Затем указал веткой на дорогу и развернулся.

Огромные корни зашевелились, как щупальца, шум кроны превратился в рокот водопада. Сверху посыпались огромные комья земли и древесины, мы с Лисгардом еле успели отскочить от черного града.

Грандарон издал протяжный звук, похожий на прощание, и с диким хрустом двинулся в глубину леса.

Лисгард задумчиво проговорил, глядя на удаляющуюся темную макушку над лесом:

– И что теперь? Думаете, на этом все неприятности закончились? Мы на восточной окраине, за пределами Светлолесья. Древень отнес нас в самую удаленную от Эолума часть.

Я вытащила из складок плаща листья, в очередной раз стряхивая ветки с груди. Белокожий периодически бросает двусмысленные взгляды и делает вид, что случайно посмотрел.

– Восточную? – сказала я, переводя дух. – Тем лучше. Птичка шепнула, что нам через Чумнолесье на восток.

Белокожий всплеснул руками.

– Святая простота, – возмутился он. – Ваша птичка безумна. Вы хоть знаете, что такое Чумнолесье?

– Очевидно, лес.

– О да. Лес. Отравленный, безумный, черный лес, с кучей диких тварей, которые только и думают, как напасть и сожрать.

Хотела по привычке вспылить, высказать все, что думаю по поводу его чрезмерной осторожности, высокородности и остальных эолумских качеств, но, взглянув в гаюиновые глаза, поняла – сил спорить нет.

Я перевела взгляд на дорогу и проговорила тихо:

– Лисгард, пойми – это не просто память. У меня была жизнь, целая жизнь, родные, друзья, любимые места. Я ее потеряла. Какая-то тварь отняла все, что делало меня мной, скомкала и бросила умирать на солнцепеке. У эльфов долгий век, но без памяти мы подобны камням, что вечно разбросаны по миру. Я словно зависла в воздухе и не знаю, как опуститься на землю. Талисман – единственное, что может помочь мне вернуть себя. Королевский гаюин мелочь в сравнении с силой, которая хранится в древнем артфакте. Обещаю, как только получу его, я верну камень.

В глазах даже помокрело, я шмыгнула носом и смахнула неожиданную слезинку с щеки.

Лисгард тяжело вздохнул и шагнул ближе. В глубине души он сочувствует, иначе как объяснить то, что не отдал меня стражникам вместе с гаюином?

Ночной ветерок коснулся щек, кожа на руках пошла серыми мурашками. Я сунула пальцы в прорези плаща, которые заменяли карманы, и поежилась.

Над ухом раздался мягкий голос:

– Идем?

Мы двинулись быстрым шагом по извилистому тракту. Из-под сапог вздыбливаются маленькие облака пыли. В лунном свете они похожи на мистический дымок, из которого обязательно должен кто-то появиться. Пыль медленно оседает, на сапогах остается бархатистый налет.

Долго шли молча. Спина зудит, кожей чувствую, как Лисгард сверлит взглядом.

Дорога отвернулась от леса и поползла толстой змеей между зелеными холмиками. Из травы доносится стрекотание ночных букашек, слабый запах ковыля щекочет ноздри.

Доспехи Лисгарда тихонько позвякивают, изредка слышу, как грустно вздыхает и шебуршит чем-то на поясе.

– Миледи Каонэль? – произнес высокородный.

Он поравнялся со мной и пошел рядом. Лицо серьезное, взгляд устремлен вдаль, чувствуется, как под адамантиновыми доспехами перекатываются тугие мышцы.

– Простите мою несдержанность, – сказал он. – Вы вывели меня из себя кражей белого гаюина.

– Не кражей, – поправила я, – изъятием.