Но роща стоит в чистом поле – три тополя на Плющихе. В паре километров одно село – Антополь, где в усадьбе до батальона полицаев, в пяти – Марковка с одной стороны, и Комаргород с другой, где до роты карателей. Пришлось досмотреть до конца, как людей заставили рыть себе могилу, раздели их догола и расстреляли всех выстрелом в затылок. Расстреливал сотник, но не только он, еще и молодых кровью мазал, давая им в руки пистолет. Троих подростков поставили на колени, они так и стояли весь расстрел, а затем каждый из них убил по старику-еврею, и они долго работали лопатой, зарывая яму и маскируя ее дерном. Ушли подростки вместе с полицаями. Способ вербовки в ОУН.

Ночью группа снялась с дневки и ушла в ту рощу, где намечала находиться сразу. Через два часа после этого они дали сигнал: «ДК-270» – «Движутся в колонне на запад». Тот сигнал, ради которого они и высадились здесь. С аэродромов у Могилева сорвались две эскадрильи ночников с кассетами и напалмом на борту. На исходные немецкие танки не вышли. Под оркестр штурмовиков группа Савельева исполнила собственную партию, окружив и уничтожив казарму ОУН в Комаргороде. Держали их в здании, обозначив его огнем, пока штурмовик по их наводке не сбросил на нее ЗБ-100.

Мы усилили штурмовки станций на участках Южного и Юго-Западного фронтов, не давая немцам восстановить численность войск и их снабжение. Наступление продолжалось, начались бои за Винницу. Немцы остановили наступление на Центральном фронте и не давали приказа 17-й, 11-й и остаткам 1-й танковой выходить из намечавшегося все отчетливее котла. Активно заработали транспортники немцев по ночам. И нашим ночникам прибавилось работы – гоняться за этими «крокодилами». Днем мы пытались дотянуться до их аэродромов, но немцы предусмотрительно расположили их дальше нашего радиуса. И тогда я организовал челночные рейсы: 1-я гвардейская взлетала из-под Могилева, а садилась под Киевом, а 230-я действовала в обратном направлении. Удалось еще немного отодвинуть немцев и пощипать их на аэродромах, но и этого не хватило. А чертовы локаторы весь участок наступления не перекрывали. Немцы нащупали коридор, где мы не видели их ночные перелеты. Наконец войска соединились у Козятина и начали расширять полосу наступления. Есть первый в этой войне наш котел!

В самом конце сентября на аэродромы Полтавы села третья штурмовая дивизия, которая тоже вошла в корпус, и поступил приказ Ставки перейти к штурмовке войск противника внутри котла силами трех дивизий. Южный фронт начал общее наступление, уничтожить противника мог только он. У Юго-Западного фронта плацдарм у Киева был слишком мал, чтобы вместить достаточное количество войск. Назвать критическим положение немцев в котле было нельзя: продовольствия было много, ночами немецкие самолеты поставляли необходимые боеприпасы и горючее. Какие-то запасы существовали и у самих осажденных. Но заметно ослабла зенитная артиллерия, и немцы берегут снаряды для нее. Работать стало свободнее. Группы стали меньше, и удары наносились по многим целям сразу. Однако с внешней стороны котла мы были вынуждены двумя дивизиями работать в прежнем режиме. В общем, как в известном анекдоте: «Барин, я медведя поймал!» – «Так веди его сюда!» – «Не могу, он не пускает!»

Меня вызвали в штаб фронта в Херсон 4 октября и устроили разнос, что не можем прервать снабжение войск противника по воздуху, как будто бы у меня целые дивизии ночников! У меня всего их четыре эскадрильи, и все на «Илах». Из него тот еще истребитель! При достаточно шатком положении на фронте кольца совать туда дефицитные локаторы смысла никакого нет. Однако и командование фронта и Ставка требуют от меня прервать эти полеты.

Собрал отцов-командиров истребительных полков, выяснил количество подготовленных ночников. Их оказалось всего шестнадцать человек, отогнал их в Сумы и пересадил на «спитфайры» всех. Летчики они опытные, поэтому освоили машины быстро. Перелетели под Киев. Там снял один из локаторов, работавший на самом правом фланге, и установил его в Фастове. У «спитов» радиус девятьсот километров, и можно ПТБ вешать.

В первый вылет пошел сам: опробовать, что получилось. На «спитах» стояли четыре Б-20 вместо английского вооружения. Вылет получился пустой, нервный и тяжелый. Оператор наведения меня чуть в землю не воткнул, но на транспорт так и не вывел, пришлось вызывать людей из первой дивизии. После этого дело сдвинулось с мертвой точки. Охамевших немцев быстро причесали, но началась плохая погода и низкая облачность, и у них опять появились «окна», так как по погоде они имеют более низкий порог, чем истребители. Опять пришлось пускать на охоту штурмовики и гоняться за площадками немцев в котлах. К сожалению, не обошлось без потерь: несколько аварий на посадках и по одному истребителю и штурмовику не вернулось с вылета.

Затем немцы ударили с двух сторон по перемычке между ними, держали ее открытой в течение пяти суток, и их армии вышли из котла! Он оказался дырявый! Но трофеи мы собрали хорошие. Почти всю технику немцам пришлось бросить. В общем, почти полное повторение Демянского котла. При условии того, что у немцев теперь на юге очень сильная группировка, а фронт на Украине проходит по очень неудобным позициям, то ситуация даже ухудшилась.

По итогам операции последовал разбор в Москве. Не хвалили, но и не ругали. Отмечалось слабое взаимодействие с фронтовой и армейской авиацией. А как с ними контактировать, если они не имеют единого центра управления, привязаны к своим армиям и в основном занимаются барражем над своими войсками? По рукам и ногам связаны приказом, что сбитые засчитываются только с подтверждением от службы ВНОС и от наземных частей. Кто-то кого-то собьет, всем пишут. Они уже всю авиацию Геринга раза по три уничтожили. А мы сбиваем мало, в основном на земле уничтожаем. По мнению некоторых стратегов, напрасно жжем топливо. И если бы не действия четырех штурмовых полков, в конце операции шести, то работу корпуса можно было бы признать неудовлетворительной. За период операции всего шесть летчиков-истребителей награждены и шестнадцать представлены к званиям Героя Советского Союза, один из них посмертно. Остальные никак себя не проявили. Вот такую характеристику получили мы от Члена Военного Совета Южного направления, будущего Первого секретаря ЦК КПСС товарища Хрущева. В качестве доказательств он предъявил справку о расходе топлива и боеприпасов к пушкам истребительных полков корпуса. Налет – огромный, летали интенсивно, а расход снарядов – мизерный. Нерационально используем моторесурс и бензин! Сплошные холостые вылеты. Упомянуто и то обстоятельство, что стрелки мало используют штатное оружие. Немцы не дураки соваться под такое количество стволов! Я сидел и слушал этот бред, причем аргументированный и документированный, и понимал, что за всем этим последует мое снятие с должности и перевод на другую работу. Политотделу требуются подвиги, а мы их не совершаем, мы – работаем.

– Каковы потери, товарищ Шкирятов, в вашем корпусе? – задал вопрос Шапошников.

– За сентябрь – октябрь в авариях на посадках в плохих метеоусловиях мы потеряли шесть машин, четыре из которых восстановлены, и двух летчиков в этих катастрофах. Два самолета не вернулось из боевого вылета, один летчик и один стрелок находятся сейчас в госпитале. И третья смешанная авиадивизия потеряла в первых боях семь самолетов, после проведенного контроля потерь более не имела. Там же отмечались аварийные посадки на брюхо из-за невыхода шасси по причине заводского брака. Проведен сплошной анализ состояния машин 3-й САД, снят инженер дивизии, положение выровнялось. Сейчас уровень аварийности у нее среднестатистический. Плохо приняли самолеты и первые два дня действовали не так, как принято в дивизиях Резерва Ставки. Но мы не принимали участия в ее формировании. Более потерь не имеем, но нуждаемся в профилактике и замене двигателей у части машин.