– Чем вы можете объяснить такие низкие потери? – продолжил Шапошников.

– Значительным ослаблением ПВО противника после начала наших действий над его территорией. Хочу сразу отметить, что справка товарища Хрущева не содержит расхода ракет РС-82рк – основного оружия нашего корпуса. Мне кажется, что товарищ Хрущев намеренно вводит в заблуждение генералитет РККА.

Смотрю, Сталин чему-то улыбается, остальные смотрят в сторону: дескать, не ссы против ветра, пацан!

Плохо дело! Опереться не на кого, все в пас сыграли. И тут:

– Никита, а ты когда, эта, начал в авиации сечь, эта долбанная? И, х… хрен моржовый, почему раньше не сказал, я бы тебя, эта, вместо Шкирятова на корпус бы поставил. Че молчал, эта? Вот уж воистину услужливый дурак – опаснее врага! Ну, пожурил я при тебе, эта, его один раз, что не может всех транспортников сбить, эта. Так то потому, что оборвать транспортный мост, кроме него, никто не мог. А он за него не в ответе! Пришлось напрячь Резерв Ставки, так как остальные – обо… обгадились! – громогласно заявил Семен Михайлович. Знак «эта» на современном русском звучит как «собака» – значок в почтовом адресе. В исполнении Буденного подразумевалась особь женского пола, когда четырехногая, а когда и двуногая, но сексуально распущенная. Ругался он редко, только если его кто-то доводил до белого каления. Он продолжил:

– Меня с моим отчетом тоже сунули под занавес, чтобы не мешал спланированному концерту, а путем надо было меня вперед пустить, чтоб командующие армиями и фронтами так не врали откровенно, а отвечали на имеющиеся к ним вопросы. Плохо провели операцию, очень плохо, и противник почти без труда из котла ушел. Проигрываем мы ему в подвижности и организованности. И здесь корпус Резерва Ставки – это тот образец, на который следует равняться остальным. А так что получалось: требуешь от Савицкого нанести удар под Кривым Рогом, отвечает «есть», а потом пять-шесть часов ждешь этого удара. Он его наносит, но уже по пустому месту. Спрашиваешь: что так долго? «Да, понимаете, Семен Михайлович, топливо застряло, машин мало готовых». А я так скажу: х…му танцору завсегда яйца мешают! Что понравилось у КРС: сами ищут цели, активно ведут разведку, и если попросил поддержки, то через пятнадцать – двадцать минут они уже на месте, а то и раньше, если в воздухе. И психологическое воздействие на противника оказывают высокое. Это не пара прилетела, пожужжала и улетела, а рев стоит такой, что хоть святых выноси. Так что ругать Шкирятова не за что. Косяки наши правил как мог, но решает все в бою – пехота, а у нее со скоростью проблемы. Медленно передвигается, всех тормозит. И качество танков низкое, встают, и плохо вывозятся и ремонтируются подбитые. Немцы свои сразу из боя вытаскивают.

Диссонанс внес своим выступлением маршал. Возник легкий шум, который остановил покашливанием Сталин.

– Товарищ Шкирятов, почему вашему корпусу не удалось разгромить немцев на отходе?

– Погоду они выбрали для прорыва соответствующую, товарищ Сталин, за пять дней смогли только два вылета сделать. Туман и дождь. А все пять дней работала только эскадрилья разведки, связи и управления. У меня здесь представление на звание Героя ее командиру, майору Мальцеву: за вскрытие положения группы Клейста 12 сентября, за обеспечение разведки в течение всей операции и за ночные штурмовки немцев с помощью ночного легкого штурмовика «шторьх-аист». Он переделал связной самолет в ночной легкий штурмовик с двадцатью ракетами РС-82рк. Кстати, «аистов» почему-то перестали выпускать, а этой машине цены нет!

– Это тот, который мне Геринг подарил? – спросил Сталин.

– Не знаю, у немцев он называется «Физилер Fi-156 Шторьх», а у нас «Ока-38 Аист», они немного разные. У немца V-образный двигатель, восемь цилиндров, у нас рядный шестицилиндровый, а так похожи, только немецкий с радиостанцией, а наш – без, и это плохо. Их в Ковно делали, они с тех времен и у нас. Только с запчастями совсем плохо стало, только трофейными и пользуемся.

Разборка закончилась, с корпуса меня сняли, правда сказали, что временно. И вместо меня назначили Мамушкина исполняющим обязанности. А замом ему назначили полковника Аладинского. Он раньше был командиром 12-й САД в ЗОВО, потом был командующим ВВС 43-й армии. Для него это – серьезное понижение, так что с назначением не все понятно, тем более что Мамушкин в начале войны был только командиром полка, а Аладинский несколько лет командовал дивизией. Мы лично незнакомы пока, и у меня нет времени выяснять, что и как. Забрав с собой жену, чтобы не хулиганила – она тайком подлетывала, так как самочувствие у нее улучшилось, – мы на штатном «Си-47» летим в Воронеж. Там Ильюшин подготовил самолет на замену «Ил-2» по рекомендациям, которые получил от меня и летчиков. Бронекорпус оставил как есть, чтобы не снижать выпуск машин, уродливый воздухозаборник переехал в консоли центроплана, капот сверху закрыт броней и имеет нормальную аэродинамическую форму. В четыре раза уменьшены лобовые размеры коков шасси. Старый «Ил» имел уменьшенное шасси «Ил-4» с вилкой для оси колеса. Этот – одностоечную консольную, разворачиваемую на девяносто градусов, переднюю стойку, убираемую в бронекорпус. Бомболюков теперь не четыре, а два под 250-килограммовые бомбы. Двигатель планируемый – АМ-38ф, но пока стоит старый АМ-38. «Эф» еще не прошел госиспытания. Увеличена высота киля и немного приподняты рули глубины, что позволило избавиться от постоянных рысканий по высоте, которые реально утомляли в полете. И изменена их форма. Дурацкий бензобак между летчиком и стрелком ушел под кабину и вперед на место воздухозаборника. Теперь он изготавливается из фибры. Радиус действия увеличился до пятисот двадцати километров. Костыль окончательно убран в корпус. Вооружение: четыре пушки ВЯ с дульными тормозами щелевого типа, или 2-ВЯ и две Б-20, и сорок восемь точек подвески ракет. Главное! Оборудование кабины выполнено для всепогодного и ночного полета. Стрелок может исполнять обязанности штурмана. Точнее, это штурман теперь. Отлакирован, как рояль! Если бы серийные так изготавливались! Ксюша с ходу уселась на место стрелка и на мое требование покинуть машину преспокойнейшим образом показала мне фигу. Пристегнулась, пошевелила Б-20, показала большой палец.

Взлетаем с полной нагрузкой. Немного покрутил триммер высоты, машина вверх лезть перестала. Идет устойчиво. В кабине удобно, хотя и маловат обзор, так как на заводе не озаботились зеркалами, дескать, стрелок все видит, у него сплошная прозрачная броня. Прицел ОПБ-2 переехал к стрелку, он теперь выполняет сброс бомб с горизонтального полета, так было на первых «ЦКБ-55», а у меня – АСП-1 и метки на капоте для работы с пикирования. Пробуем на полигоне метнуть болванки с горизонтали. У Ксюши и меня не очень это получилось. Смазали, тренироваться надо. Хотя отклонение и небольшое. Затем я отбомбился второй парой «соток» с пологого пикирования, попал. Теперь ставим «Р» на прицел, поверх основной шкалы прицела появляется новая. Так она лежит горизонтально, но новая не мешает использовать и пушечную шкалу. Здесь же прописаны дальности, удобнее стало. Выполнил заход, на полигоне стоит танк Т-IV. Эх, лазерный дальномер бы, а так приходится почти на глазок работать, хотя уже опыт какой-никакой накоплен. Щелкаю электроспуском, выбирая крайние ракеты. Пуск, второй, ракеты пошли. Сход плавный, видно хорошо. Первой попал, второй промахнулся. Работаю из пушек, трясти и дергать машину стало меньше. Есть попадания. Заморгала лампочка от высотомера, тяну на себя – моргать прекратила. Все боеприпасы расходовать не стал, посмотрим, как ведет себя на посадке в таком состоянии. Шасси теперь гидравлическое, а не воздушное. Вышли, щиток на пятьдесят градусов, и машина просто поползла на ста тридцати пяти километрах в час. Еще и подрабатывать машиной надо. Посадка без козла, сразу притер на все точки. Вылезли и осмотрели машину. Подошли Ильюшин и Коккинаки.