Максим Ярославович (внука назвали в честь деда, погибшего наКурилах 25 августа 1945 года) признавался в том, что собирается покончить ссобой, потому что не может ни очистить свое имя от грязных и несправедливыхобвинений, ни жить с ними не может. Он не приводил в свою защиту никакихдоводов, как если бы заранее был уверен, что все проверки, происшедшие послеего смерти, докажут, что Максим Башилов не положил в свой карман ни копейкигосударственных средств. Просто начавшееся строительство было признанобесперспективным, финансирование постепенно прекратилось. Когда на партактивеБашилов разругался с первым секретарем райкома партии, который даже не пыталсяпротивостоять начавшемуся развалу строительства и махнул рукой на судьбы людей,приехавших в Талкан со всех концов страны, тот затаил на дерзкого энергетика непросто обиду, а мстительную ненависть. Вскоре, будучи по каким-то делам вБлаговещенске, областной столице, он познакомился с корреспондентом «Известий»Мороковым и ничтоже сумняшеся выдал свою версию событий в Талкане,расквитавшись со своим противником по полной программе. А Морокову и в головуне пришло что-то проверить: эффектность материала совершенно затуманила емуголову. В то время борьба за экологию вдруг стала очень модной, а строительствоТалканской ГЭС означало затопление огромных лесных массивов… И вот так все ислучилось: ГЭС закрыли, Башилов лежал в могиле, а страна стремительно катиласьк такому развалу, на фоне которого смерть какого-то человека с обостреннымчувством чести была совсем незаметной.

Однако этим человеком был отец Ярослава…

Поскольку парень успел поработать во внутренних органах, онимел очень своеобразное понятие о справедливости. Именно эти годы в милицииукрепили его в старинном убеждении сибирских и дальневосточных варнаков: «Тайга– закон, медведь – хозяин». В тайге порядок устанавливает только тот, ктосильней – и кто выстрелит первым. Поскольку клеветник-секретарь к тому времениуже умер своей смертью, объектом мести Ярослава стал Мороков. Долгое время тотбыл в заграничной командировке, в Германии. Ну а когда приехал на месяц вотпуск в родные места, был в один душный весенний вечер убит пулей, котораяневедомо откуда прилетела в форточку.

Совершенно как в той песне: «Вот пуля прилетела – и ага…»

Со времени смерти Максима Башилова прошло уже четыре года –никому и в голову не пришло увязать давнюю, забытую причину и только чтосвершившееся последствие. Ярослав благоразумно исчез с Дальнего Востока. Ондоучивался в Новосибирске, поработал там, потом перебрался в Нижний Новгород.Всегда хотел жить на большой реке, и если заказан был путь на берега родимогоАмура-батюшки (не только из соображений благоразумия и осторожности – простослишком многое там было обагрено кровью!), то почему не поселиться на берегахВолги-матушки? Город ему очень понравился, он познакомился с Лолой и началподумывать о семье…

Ярослав даже сам не подозревал, настолько изувечила его душуместь Морокову. Теперь он подспудно считал себя вправе убивать – «Тайга –закон!» – и даже не заколебался, когда двинул расправляться с предполагаемыминасильниками невесты. Однако отнюдь не Лида открыла ему глаза на кошмарностьситуации. Он вдруг сам впервые задумался о том, что поступил с этими парнямисовершенно так же, как Мороков поступил с его отцом. Ведь журналист фактическибыл орудием в руках первого секретаря райкома. Вернее сказать, орудием сталоего непомерное тщеславие и профессиональная небрежность. Так же и он, Ярослав,стал орудием в руках Лолы. После стрельбы на улице Полтавской повезло ему несесть в тюрьму только чудом. Надо было или изменить свое захватническое (он самподобрал именно это слово) отношение к жизни, или… или приготовиться к тому,что когда-нибудь на него просто наденут наручники и упрячут за решетку. Но неэтой жизни хотел для него отец!

Ярослав был человеком внезапных решений и крутых поступков.Он знал свою силу и понимал: данное себе слово никогда больше не поднимать рукуни на какого человека он сдержит.

Однако тут в его жизнь затесалась высокомернаяправедница-мстительница…

Исполняя данное себе слово, он мог запросто расстаться сЛидой. Не таким уж простаком он был и прекрасно понимал: да никогда в жизни онане донесет на него, не заложит! Все ее россказни о каких-то там мерахпредосторожности – чистый блеф. Она играла своими двойками против тузовЯрослава и выигрывала именно благодаря своему простодушию и отчаянной, отважнойрешимости восстановить мировую гармонию и справедливость на одной, отдельновзятой планете своей судьбы. Но какими методами!..

Ну не мог, не мог Ярослав, который уже слишком хорошо знал,что это такое – жить с заскорузлыми от крови руками, допустить, чтобы нечтоподобное испытала женщина, которую он…

Роковое слово еще не было произнесено им даже мысленно, ноуже расцветало, созревало в душе.

Короче, все, что мог сейчас Ярослав, – это постоянно бытьрядом с Лидой и брать на себя все те грехи, которые намеревалась совершить онасама. И – как минимум! – охранять ее.

Пока он размышлял, Лида уже изменила прическу, накрасилась ипереоделась. Теперь на заднем сиденье джипа сидела пышноволосая, можно сказать,раскосмаченная особа, постаревшая лет на десять. И сколько же она, бедняжка,таскала на себе макияжа!.. Но вид у нее был эффектный и шикарный, особенно вэтой длинной, в пол, как принято выражаться, норковой шубе (позаимствованнойЛидой, как было известно Ярославу, у соседки с третьего этажа). Своипростенькие сапожки с меховой оторочкой она сняла – теперь на ногах у нее былиостроносые башмаки на шпильке, передвигаться в которых Лида могла только спомощью Ярослава. Ну что ж, он совершенно не возражал послужить ей опорой идвижущей силой!

Наконец Ярослав остановил автомобиль.

– Красивый домик! – вынужден был признать он, глядя в окнона четырехэтажное элитное строение из серого кирпича с готическими башенками побокам, романтическими балкончиками под окнами и с самой затейливой крышей,которую ему только приходилось видеть в жизни.

Лида молча кивнула, открывая дверцу.

– Секунду! – спохватился Ярослав. – Глотните-ка!

Он протянул ей фляжку, которую – по таежной, между прочим,привычке – практически всегда носил в кармане куртки.

– Это что? – заносчиво спросила Лида. – Водка? Зачем?

– Во-первых, это коньяк, – с той же интонацией ответилЯрослав. – А во-вторых, как вы собираетесь изображать пьянчужку без малейшегонамека на запашок?

Она обреченно кивнула, взяла фляжку и приложилась к ней.Глотнула раз, другой.

– Хватит, надеюсь? – выдавила с несчастным выражениемоштукатуренного лица.