…А события на объекте «усадьба» развивались следующим образом. В 2.30 группа начала сближение с усадьбой Бурхона. Тихо подошли к позициям штурма, строго по графику, в 2.50. Седов приказал по связи снайперу Аппелю, оставшемуся на холме, откуда немец мог контролировать обстановку в южной части усадьбе и кишлаке:

— Ганс! Цели: часовой на вышке, сторожевой пес, собаки в соседних дворах. Тебе все видно?

— Так точно!

— В 3.00 уничтожить указанные цели и выйти к группе! Огонь без дополнительной команды.

— Есть!

В 3.00 немецкий снайпер лейтенант Свен Аппель поднял бесшумную винтовку, подрегулировал оптический прицел и нажал на спусковой крючок. Девятимиллиметровая пуля «винтореза» вонзилась в череп часового. Тот дернулся и рухнул на дощатый пол «корзины» вышки. Седов оценил профессионализм снайпера — тот поразил цель так, что ее не отбросило к лестнице.

Аппель между тем по очереди расстрелял собак и тут же бросился на позиции штурма. В 3.06 он упал рядом с Седовым.:

— Командир, задача выполнена!

— Молодец. Ловко ты часового успокоил…

— Повезло. Он стоял у столба, так что в любом случае на лестнице оказаться не мог; да и я подрезал его снизу вверх. При угловом попадании пули тело обычно падает там, где стояло до выстрела.

— Вот и говорю, молодец… Давыд, Бек, — отдал приказ Седов, — к забору перед вышкой; Ганс, Пегас — за мной марш!

Бойцы второй штурмовой группы подошли к забору.

— Глянь, Пегас, что там на территории, — шепнул заместителю Седов. — Давыд, подсади.

Коновалов при помощи Давыдюка осмотрел южную часть усадьбы, спрыгнул вниз и доложил:

— В усадьбе все тихо.

— Значит, мы обходим дом справа. Ганс работает по часовым на террасе. Ну, а мы с тобой, Пегас, отрабатываем цели в доме. Итак…

Седов поднял руку и резко опустил ее вниз. Это был сигнал для проникновения на территорию объекта.

Офицеры не без труда перемахнули через двухметровый забор и залегли в ближайших кустах. Их маневр остался незамеченным. Даже собаки в дальних дворах не тявкнули. Выдержав паузу, майор рукой подал сигнал — «вперед»!

Капитан Бекир Озбек и прапорщик Давыдюк пошли по левой стороне усадьбы к караулке, подгруппа Седова — по правой. Ликвидаторы остановились, не доходя до середины западной части террасы, в ожидании часовых. У правого, фронтального торца здания остановилась подгруппа Седова.

Командир отряда взглянул на Аппеля. Тот кивнул, поднял глушитель «винтореза», вышел на открытую часть двора и тут же опустил ствол, дважды выстрелив. Ему не пришлось стрелять через окна — дверь оказалась открытой, а топчан, на котором сидели часовые, стоял правее входа.

Аппель поднял руку и отошел к топчану, подав сигнал к ликвидации. Седов с Коноваловым вошли в террасу. Часовые лежали на топчане, казалось, обняв друг друга. На дощатый пол стекал ручеек черной крови.

Офицеры подошли к главной двери. Коновалов потянул за ручку и шепнул Седову:

— Открыто…

— Начали, Юра!

Раскрыв сворки главного входа, спецназовцы вошли в большую, устланную дорогим ковром и совершенно лишенную мебели комнату. Седов указал заместителю на среднюю комнату, где должны были отдыхать телохранители хозяина дома.

— Понял, — прошептал Коновалов.

Спецназовцы подошли к комнате, прислушались. Во всем доме — тишина.

— Работаем, — сказал тихо Седов.

Коновалов распахнул дверь, и офицеры увидели от входа трех спящих на полу боевиков. Майор выстрелил два раза, капитан — один. Телохранители дернулись и застыли под одеялами.

— Теперь ты в кабинет, к Акбару, я в спальню Бурхона. И дай бог, чтобы с ним не было жены. Иначе придется валить обоих.

— Ничего не поделаешь, командир…

— Ладно, продолжаем!

Они вышли из комнаты телохранителей. Седов подошел к соседней, правой комнате, Коновалов — к левой. По сигналу офицеры одновременно распахнули створки. Раздались два почти одновременных хлопка. Седов и Коновалов закрыли двери, отошли к центру комнаты.

— Акбар в минусе, — доложил Пегас.

— Бурхон — тоже. Один оказался. Господь на нашей стороне.

— Уходим?

— Да, больше нам здесь делать нечего.

Офицеры направились ко входу, но остановились, услышав шум за спиной. Резко обернулись, направив стволы винтовок на шум, и увидели вышедшую из женской половины немолодую уже женщину в халате, с распущенными волосами и разбитым в кровь лицом.

— Стоять тихо! — приказал ей Седов.

— Этого нам только не хватало, — простонал Коновалов.

Седов подозвал женщину к себе. Она послушно подошла.

— Кто ты? — спросил ее командир отряда.

Женщина ответила на чистом русском языке:

— Байзо, старшая жена Бурхона. Вы убили моего мужа?

— Да… А вот теперь что прикажешь делать с тобой?

Но женщина словно не слышала майора:

— Убили? Хорошо!

— Что? — удивленно переспросил Седов. — Хорошо? Хорошо то, что мы убили твоего мужа?

— Вы не ослышались. Турсун давно заслужил смерть, и Аллах наконец наказал его.

— Интересно…

— Что вам интересно?

— Седой, у бабы нож, — вдруг воскликнул Коновалов. — А ну, брось тесак, женщина!

Старшая жена Бурхона отбросила нож в сторону:

— В нем больше нет необходимости.

— Почему ты не спала и вышла сюда с ножом?

— Чтобы сделать то, что сделали вы.

— Не понял… Ты хотела прирезать собственного мужа?

— Вы видите перед собой униженную, избитую старуху. А ведь мне нет еще и сорока пяти лет. В старуху меня превратил Бурхон, будь проклято его имя!

— Понятно, — проговорил Седов, — внутрисемейные разборки… Но скажи, Байзо, ты ведь не могла не слышать, что в дом прошли посторонние.

— Я слышала все. Кроме выстрелов…

— Так какого черта ты вышла к нам? Ты понимаешь, что мы теперь должны убрать и тебя?

— Когда я шла убивать мужа, то решила покончить и с собой. Это лучше, чем смерть от камней. У нас женщин, посягнувших на мужчин, забивают камнями. Всевышний распорядился по-своему… Он не желал, чтобы я впала в смертный грех, оттого прислал вас. Мне недорога жизнь. Убейте меня, только прошу, сделайте это сейчас и так, чтобы я не мучилась.

— Вот ситуация, твою мать, — выругался Коновалов. — Чего-чего, а подобного просчитать мы не могли.

— Подожди, — бросил заместителю Седов и посмотрел женщине в глаза: — Ты могла бы начать новую жизнь. Скоро здесь, в Гермабаде, многое изменится, и ты обретешь свободу. Сможешь уехать в Душанбе; в конце концов, в другую страну…