Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Попробуй объясни, что чувствуешь бесконечный космический ужас над вверенным в пользование небом. Что за тысячи и сотни километров вниз стремится что-то… Конец всему, что знал и любил. Попробуй, скажи. Так ведь не скажешь – не хватит слов. Да и вряд ли удастся описать то чувство, подсказывающее ответ. Не интуиция, не допущение – что-то другое.
– Люба, – севшим голосом попросил Сергей. – Любаша моя. Послушай очень внимательно: возьми с собой малого и спуститесь в подвал. Запритесь там и ждите моего звонка. Ты поняла?
– Сдурел, – решила супруга. – Поиздеваться решил, да? Не веришь, что я на развод подам?
– Люба, – перебил ее Бушко. – Выслушай. Тут у нас ЧП… – и принялся объяснять, наплевав на запреты и воинские правила; за разглашение по голове не погладят – могут и по шапке дать, и погоны сорвать, и даже посадить, но все уже равно… – Нас что-то из космоса атакует. Может быть, японцы, может, Китай или еще какая-нибудь зараза. Оружие неизвестного типа, уже поразили Америку. Ты меня слышишь?
– Товарищ майор, – напомнил о себе техник, барабаня кулаком по поручню трапа. – Пора.
Часы показывали, что осталось меньше минуты.
– Люба, ты там?!
– Да, – еле слышно ответила она. – Не морочь мне голову. Не ври! Я уже решила. Завтра подаю на развод, не могу больше с тобой. Слышишь меня? Глупый бестолковый дурень! Не могу с тобой и твоими дежурствами! Катись к себе в небо, а меня с малышом не трогай!
– Люба, ну будь ты человеком! – Сергей чувствовал, что приближающаяся неизвестность уже ближе, уже давит на плечи… – Я тебе не вру. Хочешь разводиться – иди! Но сначала спрячьтесь с Алешкой в подвале. Доживем до утра – я к вам приеду. Клянусь, что уволюсь в тот же день. Ты меня понимаешь? Уволюсь завтра же!
– Ты уже десять лет увольняешься, – горько ответила жена. – Мне надоело. Больше не звони.
– Да уволюсь я! – взревел Сергей и едва не ударил напирающего техника. – Клянусь! Доживу до завтра и уволюсь к чертовой матери. Поедем куда-нибудь на запад. В Сочи, например… Завтра приду и…
– Завтра ты придешь уже в чужую семью, – твердо сказала Люба. – Утром отдаю документы, уже подписала. Делай что хочешь – хоть тысячу раз увольняйся, это уже не мои проблемы.
– Дура бы долбаная! – Сергей сдержался, чтобы не зашвырнуть телефон куда-то вбок взлетно-посадочной полосы. – Разводись, мать твою, только с сыном спрячьтесь! Слышала?! Хотя бы в этот с… подвал!..
Трубка отозвалась короткими гудками.
– Я же люблю тебя, – растерянно пробормотал Сергей, подчиняясь требовательным рукам техника, впихивающего его в кабину.
– Позже расскажешь, – согласился тот, натаскивая на майора шлем.
Секунды растворились в топоте сапог. Убедившись, что техник отдалился от самолета, Сергей включил питание.
– К запуску готов!
– Запуск разрешаю, – в наушниках гермошлема.
«Люба, когда все закончится, я тебе патлы выдерну…»
Заученным движением включил левый двигатель.
«А потом так отымею, чтобы роток на полгода вперед не разевала…»
Заработал двигатель справа. Циферблаты подсказали, что прошел скачок напряжения. Сергей щелчком врубил пилотажно-взлетный комплекс и под звуки разогревающихся двигателей закончил пристегиваться.
«Вот же ж Люба, а?..»
Взлет и громкий говор руководителя полетов прошли как в полусне. Даже осталось вне сознания то приятно-щемящее чувство, когда колеса отрываются от земли, а турбины, послушные движению пилота, взревывают громче. Первые секунды полета – самый смак, когда еще неизвестно, поднимется ли птаха ввысь или зароется носом в смертоносный бетон полосы. Жаль, что не заметил. Только сказал, не задумываясь, как сотни раз до этого:
– Взлет произвел…
– Принял тебя, Девятый, – голос штурмана ОБУ[7]. Шутливо, почти шепотом: – Сообразим на двоих?
Город зажигал огни, вглядываясь подслеповатыми окнами в крылья взлетающих истребителей. По четыре машины, они уходили все глубже в небесный океан, расправленными плавниками-крыльями зачерпывая воздушные потоки. От заката, видимая только на приличной высоте, медленно двигалась темная дуга, полупрозрачная по краю – горизонт укутывался в ночь.
Какая же Люба… Да и он тоже молодец! Надо было вот так поддаться? Рыкнуть в сердцах, что любит, а потом нахамить… Лучше и не придумаешь. Впрочем, раз она хочет, пусть себе разводится. Сергею от этого только лучше. Времени сколько свободного появится! Вот только Алешка…
Небо обняло своего сына. Так нежно и беззаботно, что он на какое-то время забыл о собственном ребенке и о ссоре с женой.
В небе больше нет никого. Есть только одно живое сердце, стучащее в такт размеренной работе двигателей. А еще есть мозг, который должен работать в десятки раз быстрее обычного смертного – только лучший может вести железную птицу. И есть душа. Ширина ее от горизонта до горизонта, единая с небом, сливается в вихре воздушных потоков и поет от счастья быть в шаге от Создателя. Пилот – не обычный человек с мизерными бредовыми проблемами, прижатыми к земле. Он почти бог, крылатое существо, в чьих руках трепещет могучая крылатая машина.
Шум реактивных двигателей, монотонный писк приборов. Пощелкивание радиопомех в наушниках, спокойные переговоры уверенных в себе мужчин в эфире. Все так знакомо и легко. Научился, получил практику, налетал положенное количество часов. И то, что было невероятно сложным для обычного человека, для тебя становится простым и дружественным. Рука немного влево – тут пилотажно-навигационные приборы, окошки показателей скорости и высоты, радиовысотометр, ниже – РУДы[8]и рации; вправо – прицел, циферблаты для контроля за двигателями, навигационный комплекс… Всё свое. Незатейливое, простое и без норова – само просится в руку. Намного легче управлять сверхсложным самолетом, чем обыкновенной женщиной.
И рядом летят боевые братья. Готовы поддержать в любой момент, готовы прикрыть, чтобы враг не сел на хвост. Такие не изменят, не хмыкнут в последний момент и не уйдут, говоря, что им все надоело. Военным быть проще, чем женатым.
Сергей поочередно жал на педали тормоза, чтобы могущественная птица не унесла его за затянутый ночью горизонт. Смотрел на убывающие солнечные лучи и улыбался.
Тут бесконечность, взлет над жизнью мирской, спокойствие и отсутствие проблем. Небо! Любовь к этому небу тянет такая, что всякая женщина позавидует. Может, потому и ревнует Люба? Чувствует, ехидна, что муж не только ей принадлежит, но и пастбищам туч далеко внизу между звездным куполом и землей, и чистому пространству вокруг, и далекому голосу офицера боевого управления, и звену, и самолету, и…
«Эх, Люба-Люба, знала бы ты, как я тебя хочу придушить. Но люблю тебя до самого-самого… Даст Бог, все пройдет успешно, неизвестное формирование окажется облаком метеоров, и я вернусь домой. Мы с тобой помиримся, Люба. Обязательно помиримся! Но небо, красотищу эту невероятную, я никогда не брошу. Придется тебе смириться, что у меня есть ты и есть вот оно – небо!»