И Таня решительно сказала:

– Хорошо, Денис. Мы приедем через пару часов. Нормально?

– Прямо сегодня? – возликовал мужчина. – Конечно! Давайте!

Таня сообщила сногсшибательную новость Мите. Тот сначала кинулся ей на шею, потом сказал просительным тоном:

– А мы можем взять с собой Арчи?

– Собак вроде не пускают в больницы.

– В обычные нет. Но я смотрел передачу про хоспис, где совсем-совсем больные лежат, и для них можно все. И еду самую вредную, в любое время, и с любыми животными.

– Ну… подожди. Я спрошу.

Набрала Дениса, и тот заверил: лечащий врач использует все возможные средства. И он, конечно, сможет его убедить, что канистерапия[16] давно признана официальной медициной.

В итоге и пса взяли, и свои рисунки Митя захватил – надеялся, что мама уже сегодня сможет их рассмотреть. А Таня, пока мальчик в восторге прыгал-собирался, незаметно вынула из-под аккуратно разложенных носков в комоде Женин телефон. Спряталась вместе с ним в туалете, открыла список входящих-исходящих. Сделала несколько скриншотов и переслала Валерочке.

* * *

Прежде всего Ходасевича интересовал четверг, двадцать четвертое июня. День, что предшествовал инсульту у Жени. У всех были разные сведения, как она его провела. На работе считали: брала отгул, чтобы побыть с сыном. Муж думал: возила маму к врачу. Родителям вообще наплела, что явилась в командировку в филиал (которого не существовало).

Где же ты на самом деле проводила время?

Он увеличил на экране монитора скриншоты ее исходящих.

Самый ранний (и единственный за первую половину дня звонок) сделан в 8.10 утра. На «красивый» мобильный номер, состоящий только из девяток, троек и нулей.

Хотя телефон походил на рекламный, в Интернете Ходасевич его не нашел. Пришлось воспользоваться базой абонентов сотовой сети. Хозяйкой номера значилась Карагач Марина Петровна, москвичка, двадцати лет от роду. Отчего-то сразу подумалось: «Должно быть, красотка». И фамилия-имя смутно знакомыми показались.

Он встал из-за компьютера, походил по квартире. Выпил, для стимуляции мозговой деятельности, полстакана воды с лимоном и настойкой эхинацеи. И вспомнил! Когда собирал досье на ведущую марафона, просматривал светскую хронику. Видел в том числе репортаж с какого-то фуршета-приема. Две дамы, молоденькая и постарше, зубасто улыбаются в объектив. А под карточкой подпись: «Известная блогер Елена Симеонова и ее секретарь Марина Карагач».

* * *

Денис встречал их у проходной. Красивый, взволнованный, волосы эффектно треплются на ветру.

С Митей поздоровался за руку, Арчи потрепал за ухом:

– Веди себя прилично, пес. Я за тебя поручился.

Платная клиника – что за контраст с печальной больницей Зареченска! – походила на космический корабль из фантастических фильмов. Стального цвета стены с подсветкой, двери повиновались магнитным карточкам, лифт говорил человеческим голосом.

Митя постоянно пытался сорваться на бег и, похоже, был уверен: уже сегодня он вернется домой вместе с мамой.

Таня занервничала. Мальчик, конечно, поклялся, что папе не скажет ни слова, но она уже немного разбиралась в детях и понимала: когда ребенок под впечатлением, ему хочется поделиться им со всем миром.

«А вдруг правда чудо случится?» – попыталась успокоить себя Садовникова.

И с удовольствием представила испуганную рожу Максима – когда мертвая жена появится у него на пороге.

Но едва вошли в палату, Таня сразу поняла: до возвращения домой пока далеко. И с Женей живой сходства сейчас даже меньше, чем в больнице Зареченска. Лицо отекло, нос, наоборот, странно острый. Под глазами черные тени, губы ввалились.

Митя бегом бросился к постели, но в метре от нее замер. Прошептал:

– Это не мама!

Зато Арчи признал хозяйку сразу. Встал на задние лапы, передними дотянулся до кровати. Начал яростно вылизывать Жене руку.

На пороге появился представительный мужчина в ослепительном халате и при дорогом галстуке, взглянул удивленно.

Денис представил:

– Викентий Ильич, это Женин сын. Митя. И Таня Садовникова. Его волонтер.

– Но ведь считается, что… – Доктор осекся, замолчал. На Татьяну взглянул с укоризной.

Голубоглазый красавец уверенно сказал:

– Я позвал их сюда на свой страх и риск.

Доктор усмехнулся:

– В любом случае, отступать уже поздно.

Ободряюще кивнул Мите, велел:

– Подойди ближе. Не бойся. Твоя мама сейчас не похожа на себя, но это точно она. А что не узнал ее, так это нормально. Любой человек будет выглядеть странно, если беспробудно проспит шесть недель.

Таня поспешила на помощь:

– Точно, Митя! Помнишь, ты однажды в час дня проснулся, и я еще смеялась, что у тебя лицо стало как пончик?

На глазах мальчика явились слезы. Он пробормотал:

– Все равно это не мама!

– А ты возьми ее за руку, – вкрадчиво предложил Викентий Ильич, – и скажи что-то ласковое.

Митя с опаской приблизился. Дотронулся до недвижимой кисти, отдернул пальцы:

– Холодная!

– Держи крепче. Передай ей свое тепло, – властно велел Викентий Ильич. Укорил: – Твой пес и то понимает. Пытается ее согреть.

– Но она совсем ледяная!

– Мама в коме. У таких больных температура всегда понижена. Но ее сердце бьется. И сейчас она тебя слышит. Какая у твоей мамы любимая песня?

– К-как уп-поительны… – пробормотал Митя.

– …в России вечера! – подхватила Татьяна.

– Любовь, шампанское, закаты, переулки, – присоединились к ним Денис с Викентием Ильичом.

Маленький хор нестройно допел первый куплет. Дальше запутались в словах и Денис, на мотив из «Белого орла», закончил:

– Вставай скорее, и поедем мы на море!

А Митя жалобным голоском подхватил:

– Мамочка! Мне плохо без тебя! Просыпайся, пожалуйста!

Арчи ободрительно и негромко гавкнул. Доктор прогрохотал:

– Смотри! Смотри ей в лицо!

Женины веки затрепетали. Губы зашевелились. Пальцы рук свело судорогой. Казалось, она изо всех сил пытается сбросить путы.

– Мамочка! Это я! Я пришел к тебе! – надрывался Митя.

По опухлой, опутанной проводами щеке покатилась слезинка.

– Мамочка! Пожалуйста, не плачь! – взмолился ребенок.