– Я работал в полевом госпитале в течение четырех лет, – начал Рейд. – Это был ад. Такого кошмара мне еще не доводилось видеть в жизни. Я ампутировал руки, ноги, кисти, ступни, в общем все, что подлежало удалению. Я пытался на скорую руку чинить людей, но многие умирали, солдат за солдатом, позже мальчик за мальчиком, янки и конфедераты – между их стонами и болью, криками и бредом, проклятьями и мольбами не было никакой разницы. – Он замолчал, погрузившись в мрачные воспоминания. – Я перестал быть врачом, я превратился в мясника. Бывали случаи, когда тем, кого я спас, лучше было бы умереть с чувством собственного достоинства, чем продолжать бессмысленное существование.

Сердце Мэгги переполнилось сочувствием к Рейду, и она взяла его руку в свою.

– Должно быть, это было ужасно. Он крепко сжал ее пальцы.

– Я был доктором! – вырвалось у него. – Мне было поручено спасать жизни людей. Но это была бойня, предназначение которой – умерщвлять людей без лекарств, облегчающих боль, без хлороформа, порой без бинтов…

– Но ведь вы спасали жизни, – запротестовала Мэгги. – Без вашей помощи многие могли бы умереть. На Юге есть жены, матери, сестры, которые благодарны вам за то, что вы вернули им их мужчин. Вы не убивали, вы спасали.

Мэгги вдруг увидела в его глазах слезы.

– Я пытался говорить это самому себе. Поначалу я даже верил в это. Но шли месяцы, потом годы, и я понял, что стал частью этого ужасного дробильного станка войны, подправляя солдат для того, чтобы вновь выбрасывать их в его утробу. Я понял, что мне уже наплевать на Конфедерацию и эту эфемерную идею прав Штатов, на Джорджию и вообще на все. Я хотел поехать домой к своей жене и ребенку и найти в них утешение, избавиться от пережитых ужасов.

У Мэгги тревожно забилось сердце: «Так Рейд женат?»

– Я вернулся в пустой дом – ни жены, ни ребенка.

– Господи… – Мэгги стиснула руки.

– Они умерли к концу войны, после того как были прерваны все связи из-за наступления Шермана. – Голос Рейда стал глухим и дрожащим, он бессмысленно водил пальцами по резьбе деревянного стола.

Мэгги молчала. Она читала письма своего кузена, в которых он сообщал о страшных разрушениях в Джорджии.

– Саванна была оккупирована. В городе свирепствовала дифтерия. Сначала она забрала Сэлли, нашу маленькую дочь, а потом и мою жену. – Рейд закрыл лицо руками. – У них не было доктора, а я мог бы им помочь, если бы был там. – Он проглотил душившие его слезы и вновь заговорил: – Я разыгрывал героя войны, а они лежали в земле! – Рейд не мог больше сдерживаться и зарыдал.

– Ах, нет, это не ваша вина! – воскликнула Мэгги. Она вскочила со стула и подошла к нему. Она стала гладить его по волосам, пытаясь приподнять его лицо вверх. Вместо этого Рейд обхватил ее за талию и уткнулся в ее грудь. Его били судороги, давая выход глухим мужским рыданиям, которые, казалось, разрывали его на части. Мэгги успокаивала его как могла, пытаясь освободить хотя бы от части его горя.

Наконец буря внутри Рейда стихла, но он не выпускал ее из своих рук. Мэгги ощутила близость его тела, и ей стало неловко. Она освободилась от его объятий.

Рейд быстро вытер слезы и бросил на нее смущенный взгляд.

– Я прошу прощения за свою несдержанность.

– Что вы, ничего нет грешного в печали. Грех пытаться спрятать их, когда они съедают душу. Я рада, что оказалась здесь.

Рейд встал.

– Черт возьми! Я никогда никому об этом не говорил. Я закрыл свой дом и ушел, чтобы больше не вернуться. Понимаете? Я не хочу вспоминать это! Я годами пытаюсь забыть прошлое.

– Но вы не можете убегать от себя всю свою жизнь. И невозможно все время обвинять себя в смерти жены и дочери.

– Если бы я был с ними, они остались бы живы.

– А могли и не выжить, – резко ответила Мэгги. – Вы не бог, и вы не всемогущи. Люди умирают даже тогда, когда доктора всеми силами борются за их жизнь. Не вы решаете, жить человеку или умереть. Неужели вы этого не понимаете?

– Но они нуждались во мне, – запальчиво сказал Рейд.

– Доктор несет ответственность и за других людей тоже. И вы исполняли свой долг, спасая жизни. Я уверена, что ваша жена понимала это.

– Оливия не была похожа на вас. Мэгги почувствовала острую боль в груди.

Конечно, она не могла походить на его жену. Мэгги из деревни, из фермерской семьи, а Оливия, без сомнения, была утонченной и нежной леди из высшего общества. Интересно, была ли она красивой.

– Оливия не была сильной женщиной, – продолжал Рейд, – она зависела от меня. Когда я уезжал, она плакала и хватала меня за руки. – Его лицо потемнело. – А я рассердился на нее. Вот какое воспоминание я увез на войну.

– Не надо так страдать из-за этого, – мягко сказала Мэгги. – Вы поступили так, как считали правильным. Никто уже ничего не изменит. Прошлое ушло, и все осталось позади. Все, что вы можете сделать, – продолжать жить.

– Если бы это было так легко. – Рейд развернулся и пошел к двери.

– Куда вы? А как же обед?

– Я не хочу есть. – Рейд вышел во двор и быстро зашагал к хлеву.

Мэгги следила за тем, как он уходит, чувствуя себя очень неловко. Неужели она все испортила этим разговором?

В мрачном настроении Рейд вошел к себе. Эмоции били в нем через край – опять появилась душевная боль, раздражение и досада на себя за то, что выплеснул из себя прошлое, раздражение на Мэгги за то, что заставила его говорить, на себя – за то, что сломался перед ней. Она, наверное, подумала, что он слабый человек. Как может она понять тех, кто убегает от своих демонов, вместо того, чтобы драться с ними.

Рейд сел на край кровати и обхватил руками голову. Ему хотелось выдавить из нее все свои мысли.

Все было проще перед приходом его сюда. Теперь он жалел, что ему пришлось здесь заночевать. Мэгги была упрямой энергичной женщиной, она не умела останавливаться на полпути. Она будет изучать его, исследуя все темные уголки его души. Он не хотел этого. Он не хотел вспоминать Оливию и дочь. Он не хотел думать обо всех этих безымянных солдатах, просящих у него помощи. Слезы опять потекли из его глаз. Открытая в прошлое дверь не закрывалась. Волна боли снова захлестнула его.

Проклятая женщина! Рейд вскочил, подошел к комоду, резко открыл нижний ящик и стал выкладывать оттуда свои вещи.

Он уйдет отсюда, забудет Мэгги, Уилла и их ребенка. Он избавится от желания, которое она в нем вызывает. Он уйдет от нее и ее воли, от полных доверия глаз Уилла и восхищения Ти.

Рейд взял свой вещевой мешок и вышел из хлева. Оглядев дом, он подумал, что никогда уже не увидит его, что его здесь не будет, когда созреет урожай, что он не будет снимать шину с руки Ти и не будет сидеть рядом с Мэгги по вечерам на крыльце.