— Из десять русский мужик Иван есть сколько?

— Восемь, — наобум сказал Толя и с удивлением увидел, что офицер, достав из кармана блокнот и красивый карандашик, стал быстро писать. Не закрыв блокнота, немец приказал:

— Назвать самый частый мужской имя!

Толя чуть подумал, припоминая, какие имена он встречал в книгах о далеком прошлом. Заговорил быстро:

— Митрофан, Богдан, Порфирий, Вавила, Артамон, Селифан, Пахом…

Немец заставлял по слогам повторять каждое имя, старательно записывал. Толю разбирало любопытство, он позабыл о голоде и усталости.

Офицер вдел карандаш в петельки блокнота, заговорил напыщенно:

— Я есть лингвист. Офицер великой армии фюрера есть очень выше филология. Но мы должны знать ваш страна, как наш пять пальцев. Ваш нрав, ваш обычай. Не знаешь нрав тигра — его не делаешь послушный. — Немец захохотал, подняв указательный палец, похвастался: — О, я знаю много! Я был в Парис, Афины, Варшау. Теперь Москва!

— Это на воде вилами писано. Скоро вы пятки покажете! — вырвалось у Толи.

Он втянул голову в плечи, ожидая удара. Но немец схватился не за пистолет, а за блокнот:

— Как ты сказал? Писать вилкой на воде? Показывать пятка? О, сейчас. Здесь двести трудных выражений. — Он листал блокнот, читал вслух: — «Куда Макар теленка гонял», «Убей медведя и дели шкура», «Где раки зиму проводят», «Душа ушел в пятка…» О, есть! Демонстрировать, показать пятка, значит, очень бежать…

Офицер подумал, сказал:

— Показать пятка — дело Красной Армии. Армия фюрера — только наступать! Но я тебя стрелять буду в другой раз. Теперь играй карты. В дурак, ваш национальный игра. Карты покажут, ты есть дурак. И тогда дурак можно прощать.

Толя сел на лавку, куда ему указали. Глядел, как офицер тасовал колоду, и мучительно размышлял. Он представил себе, как будут улюлюкать и глумиться немцы, если он проиграет. А если выиграет, то может быть еще хуже. Толя предложил:

— Я покажу вам игру в очко. У меня есть деньги.

— О, деньги? Много? Марки?

— Нет, рубли.

Офицер перевел слова Толи ефрейтору и солдату, сидевшим за столом. Они закивали оживленно:

— Гут, гут…

Толя вынул из кармана пальто около сотни рублей. Немцы достали русские деньги, какие-то неизвестные Толе монеты. Но марок не было.

Толя растолковал офицеру нехитрые правила игры, офицер по-немецки растолковал ефрейтору и солдату. Игра началась.

Толя выигрывал редко и то для того, чтоб не проиграть деньги разом. Он умышленно давал немцам срывать банк. Они галдели, входя в азарт. Игра им пришлась по душе.

Толя проиграл уже почти все деньги, когда из-за перегородки телефонист что-то крикнул. Офицер положил карты и пошел в другую половину дома. Минут пять он разговаривал там по телефону, и Толя, уставившись в колоду карт, напряг слух. Но ни единого слова он не понял из быстрой немецкой речи. Ефрейтор и солдат за столом вытянули шеи, тоже слушали.

Неплотно притворенная дверь распахнулась от пинка, и офицер, высоко перешагнув порог, подошел к столу. Шрам на щеке стал прямым, от уха до носа, мутновато-голубые глаза уперлись в одну точку. Ефрейтор и солдат вскочили, вытянулись, и офицер заговорил что-то быстро, с раздражением. На этот раз Толя понял слова: «Судников», «Истра», «колонна», «партизаны». Прикрыл глаза, чтоб не выдать радостного волнения: «Танковая колонна пойдет на Истру! Эх, если б знать, когда… Но почему немец упомянул партизан?»

Без всякого перехода, едва закончив деловую, отрывистую речь, офицер вдруг захохотал. Надвинул на глаза фуражку с высокой тульей, сгреб со стола деньги Толи, сказал по-русски:

— Игра — конец! Ты есть партизан. Тебя в комендатур и там стрелять.

Толя ухватился обеими руками за край стола, в глазах у него потемнело, пошли круги, как от удара. Проклятый немец оглушил исподтишка. Проклятая слабость, нет сил побороть ее. Им известно все… Сообщили из комендатуры… Но почему офицер так весел?..

Немец стоял у стола, широко расставив ноги в хромовых сапогах, подперев руками бока. И хохотал.

Как сквозь сон Толя услышал:

— Ты есть испуган и очень бледный. Такой партизан не бывает. В комендатур мне не поверят. Ты есть один русский голодный юнош. Ты будешь рубить дрова, топить печь, носить вода. Завтра получишь хлеб.

Толя оживал. Но понять офицера было невозможно. Удивительный немец, непуганый, наверно, недавно прибыл в Россию. А может, от скуки такой «демократичный». И говорит много, будто хвалится, что по-русски кумекает.

— Из комендатур сообщили, будет ездить машина с нашими солдаты Судников — Истра. Охранять дорога против партизаны. Дурак сообщал. Партизаны есть уничтожены за деревня Курово, сам господин комендант говорил. — Офицер разгорячился, рубанул рукой воздух, крикнул: — Какой партизан? Послезавтра наш танковый колонна будет в Истра, потом Москва. Зачем паника? За глупый сообщений я буду жаловаться господин комендант лично.

Это Толя понял. Послезавтра танки пойдут через Судниково на Истру. Эх, бежать бы немедленно, сейчас…

— Ты есть, как это… ты есть туземец. Ты слышал о партизаны?

Толя вскочил с лавки.

— Да, слышал.

— Кто тебе говорил?

— Староста объявлял. Четыре дня назад все партизаны были уничтожены у деревни Курово.

— Это есть очень правильно.

Офицер взглянул на часы, что-то сказал ефрейтору. Тот встал из-за стола, пошел в другую половину дома. Вскоре оттуда вышли два заспанных солдата с автоматами, нехотя пошли на улицу.

«Менять часового и регулировщика», — подумал Толя, искоса заглядывая в распахнутую дверь на другую половину. Он увидел там нары, на которых лежали два солдата, перегородку, за которой, видимо, была комната офицера.

С улицы вошел Ганс. В клубах морозного пара он скинул с плеча тяжелый мешок, о чем-то доложил офицеру. Оба засмеялись. Солдат вышел из-за стола, помог Гансу вынуть из мешка тушу поросенка. Еще мягкий, не мороженый, поросенок был пуда на два. И офицер и солдаты тыкали пальцами в окорока, говорили разом. Толя понял два слова: «морген» и «фрюштюк». Поросенка опять засунули в мешок и унесли в сени. Офицер ушел к себе в комнату. На какое-то время Толя остался один. Он глянул на окно — рамы двойные. Потом его взгляд остановился на двух автоматах, прислоненных к стене. Толя подался вперед, замер. Автоматы наверняка заряжены. Схватить, полоснуть очередями…

Из сеней вошли солдаты. Только теперь Ганс заметил своего «работника». Он показал Толе место в углу, у двери, приложил ладонь к своему уху: спать! А когда Толя лег на пол, Ганс сноровисто снял с него хорошие, еще не подшитые валенки, забрал шапку. Зажав вещи под мышкой, он взял оба автомата и ушел на другую половину дома.

Стиснув зубы от