Любовь, но не брак. Любовь, которую он подавил бы так же беспощадно, как страх перед лифтами. Что ж, она уже говорила себе сегодня, что согласна на такие условия. Либо это, либо вообще ничего. А она не может без него жить…

— Я… — начала она, но тут Лоренцо покачал головой.

— Я не могу дать тебе больше того, что уже дал.

— Понимаю… — прошептала Джесс, пытаясь говорить как можно громче.

— Едва ли, — загадочно ответил он.

Внезапно Лоренцо снова сел рядом, взял ее руки в свои, и их пальцы переплелись.

— Джесс, ты ответишь на мой вопрос?

— Если смогу. Что ты хочешь спросить?

— Только одно: почему ты пришла сегодня?

— Почему? — Джесс недоуменно нахмурилась. — Ты знаешь, почему! Потому что Фред…

— Но почему ты пришла именно сюда? Почему не пошла к своим подругам или к Брендану?

— Я не могла пойти в другое место, — просто и честно ответила она. — Как только я очнулась, то поняла, что хочу быть с тобой и только с тобой. Я знала, что ты заступишься за меня. Лоренцо… Что это?

Скарабелли закрыл лицо руками; загорелые пальцы заслонили его глаза.

— Идиот! — простонал он, стыдясь самого себя. — Я был слеп!

— Слеп? Лоренцо, пожалуйста, я не понимаю!

Скарабелли медленно поднял голову. Когда он убрал руки, в его глазах появилось нечто новое. Вернее, не новое, а хорошо забытое старое. То, что она видела в дни, предшествовавшие их свадьбе. В дни до Кэти…

Тогда она называла это любовью; теперь же не посмела бы воспользоваться столь волнующим словом.

— Доверие, — сказал Лоренцо со странным акцентом.

Хватило одного слова, чтобы его голос дрогнул.

— Доверие? — нетвердо переспросила Джесс.

Голова у нее пошла кругом, но Лоренцо нежно положил руку на ее губы, не дав продолжить.

— Пожалуйста, послушай, — попросил он. — Я должен многое сказать тебе. То, что ты должна знать. Пожалуйста, послушай, а потом ответь мне на один вопрос.

Скарабелли отвел руку, но Джесс не нашлась, что ответить. Поэтому она просто кивнула. Сердце часто забилось, в горле возник комок. Сомневаться не приходилось: он собирался сказать что-то ужасно важное. Это было написано на его напрягшемся лице, вытиснено на коже, обтянувшей красивые скулы.

— Думаю, лучше всего начать с моего деда.

— Твоего деда? — Джесс решила молчать, но его слова были такими удивительными, что она не смогла удержаться. — Какое он имеет к этому отношение?

— Большее, чем ты можешь себе представить. Помнишь, я рассказывал, как много он значил для меня, пока я рос? Так вот, он научил меня по крайней мере одной вещи. Я не должен был сидеть и почивать на лаврах, вернее, на его лаврах. Семья Скарабелли обязана своим богатством тому, что мы никогда ничего не получали даром. Когда-то мы были бедными и можем стать ими снова. Он всегда цитировал старую поговорку: из грязи в князи и обратно за три поколения.

— За тебя он мог не волноваться, — услышала Джесс собственный дрожащий голос. Она все еще не понимала, куда он клонит. — В конце концов, если дед нажил одно состояние, то второе ты заработал своими руками.

— Да, но это только половина того, чему он меня учил.

Лоренцо провел рукой по волосам, и его эбеновые глаза слегка затуманились, словно смотрели в прошлое.

— А вот другая половина… Он хотел, чтобы мой брак был таким же, как у него. Он встретил мою бабку в девятнадцать, и они прожили вместе больше шестидесяти лет. Бабка вышла за него, когда он был простым резчиком по дереву, а умерла женой очень богатого человека…

Длинные пальцы теребили браслет золотых часов, выдавая волнение, скрывавшееся под маской железного самообладания.

— Когда он дарил мне эти часы, то заставил поклясться, что я женюсь только на той девушке, в которой буду абсолютно уверен. Что моей женой станет только та, которая будет верить в меня так же, как моя бабушка верила в него. Я дал ему слово.

— Ох!

Ее тяжелый вздох был задумчивым и унылым. Теперь она понимала, что именно руководило Лоренцо. Что он чувствовал, будучи связан обещанием, данным деду, и почему ее собственные действия заставили Лоренцо решить, что она не та женщина, которую дед выбрал бы для своего внука.

— Я понимаю, — тихо сказала она. — Теперь я вижу, почему ты не мог на мне жениться. Но сейчас это не имеет значения…

— Нет, имеет! — с жаром прервал ее Лоренцо. — И очень большое! Потому что я был глуп, слеп и не видел того, что было у меня под носом! Мне хотелось убить эту крысу Стоу, но истина заключается в том, что я вел себя ничуть не лучше. Когда ты рассказала мне о том, что произошло сегодня вечером, я увидел себя в зеркале, и можешь поверить, удовольствия мне это не доставило. Есть много общего между поведением этой свиньи и моим собственным…

— Нет! — Джесс не позволила ему продолжить и теперь сама положила палец на его губы. — Лоренцо, нет!

— Да!

Скарабелли гневно отстранился, схватил ее руку, взял другую и положил обе к себе на колени.

— Я предлагал тебе только деньги и секс. Говорил, что люблю, но позволил гордости ослепить себя. С самого начала я считал: если бы ты любила меня, то никогда не стала бы сомневаться во мне, ни на секунду. Хуже другое. Я сам сомневался в тебе, но был слишком горд, чтобы признать это. В тот день, когда ты пришла ко мне и рассказала про грязную ложь Кэти, я сознательно не пытался переубедить тебя. Я видел в этом испытание твоей любви. Испытание, которое я не имел права отменить.

— И которого я не выдержала…

— Нет! — Лоренцо отчаянно замотал темной головой. — Нет, это я не выдержал. Потому что в глубине души я боялся. Боялся того, что ты не любишь меня так сильно, как казалось. Что ты действительно можешь поверить, будто я способен на измену и бессердечие…

— Если ты чего-то и боялся, то очень успешно скрывал это.

Так же, как страх перед лифтами, который он отказывался признавать, считая, что такой отказ помешает этой мании влиять на его жизнь.

— Ты был таким холодным, таким чужим…

— Это была только маска, — возразил Лоренцо. — А за ней скрывался животный, выворачивающий душу страх… и чувство вины.

— Вины? — эхом повторила Джесс, вернулась в тот страшный день и вспомнила странную вспышку в его глазах, которую тогда приняла за доказательство измены.

— Чувство вины за то, как я обращался с тобой. Я стыдился своего поведения и того, что причинил тебе такую боль, но скорее умер бы, чем признался в этом. Я позволил гордости взять надо мной верх и в результате потерял тебя.

Черные глаза смотрели ей прямо в душу, и Джесс застыла на месте, зачарованная силой горевшего в них чувства, потеряла дар речи и едва дышала. Она так сосредоточилась на его словах, что казалось, будто ее сердце перестало биться.