Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поколебавшись, Билли согласно кивнул.
– Вопрос может показаться вам глупым, но я все равно его задам: как ваше самочувствие?
Пациент открыл был рот, но за него ответила сестра.
– Из-за своего ранения он не может говорить, – объяснила она и взяла руку брата в свои. – И я согласна с вами: вопрос действительно глупый.
Том одарил ее обезоруживающей улыбкой и проглотил эту грубость.
Ким с интересом наблюдала за ним. Этот был тот Тревис, которого она не видела давным-давно.
Ее коллега продолжил свой светский разговор, а сама она стала пристально наблюдать за братом и сестрой. Билли Коули выглядел моложе своих двадцати шести лет. Его светлые волосы падали ему на глаза, которые метались от сестры к Тревису и обратно. Фиона же, напротив, выглядела старше своих двадцати восьми. Ее лицо покрывала серая нездоровая бледность, которая пряталась в темно-каштановых волосах на висках. Но в этом ощущалось нечто большее, чем просто суровый вид и манеры. Отношения между родственниками больше напоминали отношения матери и дитя.
– Так не могли бы вы поподробнее рассказать нам об этом несчастном случае со стрельбой, Билли? – попросил Тревис.
Ким нравилось, как он продолжает адресовать свои вопросы пострадавшему, несмотря на желание его сестры играть в разговоре первую скрипку.
– Это был просто несчастный случай, – ответила Фиона, сжимая руку брата.
– Понятно, – дружелюбно сказал Том. – Это он сам вам об этом сказал? – спросил он, намекая на то, что Билли не может говорить.
Ким увидела, как глаза лежащего на койке мужчины захлестнула паника. Но его сестра быстро оправилась от этого удара.
– Мне рассказал об этом отец. Он видел все с начала и до конца.
– Неужели? – Тревис притворился удивленным. – Мы прибыли на место еще до «Скорой помощи», и ваш отец сказал, что его привлек звук выстрела, но что он ничего не видел.
Мисс Коули слегка покраснела.
– Это было тогда. И он был в шоке. А потом все вспомнил, – сказала она.
«Кто бы сомневался!» – подумала Стоун.
– Без проблем, – мирно согласился с Фионой Том.
Ким на его месте сказала бы совсем другое. Она была уверена, что в ее монологе промелькнули бы такие слова, как «бессовестная лгунья».
– Надо будет, чтобы ваш отец это подтвердил. Вспомнил подробности и сделал официальное заявление. Естественно, баллистики сравнят пулю и оружие. Так что об этом можно не беспокоиться. А еще я уверен, что смывы с рук вашего брата подтвердят, что оружие держал именно он, – продолжил разговор Тревис.
Ну что же, его способ назвать Фиону «бессовестной лгуньей», да еще и с подтекстом «мы тебя выведем на чистую воду», был тактичнее, чем способ Ким. И все это он произнес с приятной улыбкой на лице.
Ким увидела, как мисс Коули облизала губы.
– Тест очень простой, – продолжил Том. – Вещество на руках Билли будет состоять из остатков несгоревшего пороха вкупе с металлом пули, покрытием патронов и смазкой…
– Но вы же не можете сделать смыв прямо сейчас, – уточнила Фиона.
– Уверен, что можем, – кивнул Тревис с приятным видом. – Для смыва мне нужен лишь тампон, пропитанный спиртом, а потом я помещу его вот сюда… – С этими словами он открыл свою папку. С левой стороны в ней были карманы, в которых находились карандаши, ручки, визитные карточки и пакетики для хранения улик. – И после этого мы не будем вас больше беспокоить.
– Он не может дать вам свое согласие, – нахмурилась сестра Билли.
«Черт, – подумала Ким. – Быстро же ты сориентировалась!»
– Ну, я думаю, что с этим не будет никаких проблем, правда? – согласился с ней Тревис. – Я уверен, что это сможете сделать за него вы, потому что кровно заинтересованы, чтобы мы как можно скорее прояснили эту историю.
Фиона яростно затрясла головой.
– Он не может дать разрешения, потому что не может говорить, а я не готова сделать это от его имени.
Стоун заметила, что она опять сжала руку брата. Было видно, что Билли Коули в ужасе.
– Нет проблем, – опять кивнул Том. – Мы попросим, чтобы смыв сделал один из техников-криминалистов, когда получим разрешение от вашего отца. – С этими словами он провел рукой по одеялу. – Я благодарю вас за уделенное нам время и уверен, что мы скоро опять встретимся.
Ким кивнула брату и сестре и вышла вслед за напарником из палаты.
– А у нас есть пуля? – спросила она.
– Гибс получил ее вчера вечером, – подтвердил Тревис. – После того как ее извлекли из шеи Билли.
– Боже, да не беги же ты так! – попросила женщина, когда они вышли в общий коридор.
– Если ты не поспеваешь, то это не моя проблема, Стоун, – бросил ее соперник через плечо.
Еще пара шагов – и она поравнялась с ним.
– А куда мы так торопимся? – спросила Ким, когда они оказались в толпе перед входными дверями.
– Попробуй догадаться. – С этими словами Том скользнул за группу курильщиков, стоящую под табличкой «Курить воспрещается».
Стоун взглянула на его голову, которая возвышалась над клубами дыма.
– Если мы хотим спрятаться, то советую тебе пригнуться, – сказала она.
Тревис отошел дальше к стене.
Ким посмотрела сквозь ряды курильщиков. Если Фиона соврала им, ей надо будет быстро замести следы. А для этого – попасть домой и рассказать отцу, что тот должен говорить полицейским. Том намеренно раскрыл ей их следующий шаг, чтобы вызвать ее ответную реакцию. Теперь ей надо будет добраться до отца раньше их.
– А вот и она, – сказала Ким, увидев, как мисс Коули перебежала перекресток перед такси.
Том заторопился к парковке родильного отделения.
– Послушай, Тревис, сейчас почти шесть часов. Это же начало комендантского часа, верно? – спросила женщина. – Хочу сказать, что не хотела бы увидеть, как ты превращаешься в тыкву[62].
– А я никуда не собираюсь ехать, Стоун. – Коллега холодно посмотрел на нее. – Мне просто надо позвонить.
Ким завела машину, а Тревис достал телефон и отошел в сторону.
Его напарница почувствовала, что улыбается. Это начинало ей что-то напоминать.
Брайант припарковался за фургоном Китса, у самого входа в тоннель Бак, на земле, которую местные называли микрорайоном Кодсалл.
Он хорошо помнил, как мальчишкой играл в футбол на Беармор-Банк – поле, которое граничило с фабрикой Бартона Делинджпола по выпуску рельсов и арматуры. И помнил ту вечернюю сирену, которая звучала как раз перед тем, как мужчины с черными лицами выплывали из здания и расходились по домам, чтобы пообедать.