чем именно заключается политика комментария? Насколько большой кусок экономики внимания отведен комментариям? Знание проверяется благодаря диалогу и откликам и через такой процесс фильтрации и проверки достигает высшей степени рациональности. Кибернетика для всех: мы живем в эпоху фидбека и ввода, которые стали заданными процедурами практически любого институционального действия. В таком процедурном мышлении рессентименты и плохое настроение тоже учитываются, причем это в особенности касается новостных сайтов, где комментарии являются жизненной необходимостью. Можно ли избежать циничной трактовки, когда комментарии оказываются результатом необходимых, но в то же время растрачиваемых впустую человеческих стремлений?

Археология комментария

Давайте попробуем выяснить строение культуры онлайн-комментария, сопоставив ее с герменевтической и филологической традицией. Есть ли последовательность в традиции интерпретации? Сравнение с комментариями к Торе в еврейской культуре напрашивается само собой, но нужен ли нам этот метод «один к одному»? В герменевтике – философской практике, «подсвечивающей» различные интерпретации текста в литературе – роль комментариев в большинстве своем сводится к работе над изданиями канонических текстов. Но это не значит, что мы не должны заимствовать ее идеи и категории или даже использовать саму филологию в качестве метафоры. Порой мы как будто кликаем команду «найти и заменить» и оказываемся с весьма интересным, но все же предсказуемым открытием. Например, обсуждая растущую роль комментаторов, слишком уж просто сослаться на хор в греческой драме.

История медиа не развивается линейно в направлении открытых текстов. В первую очередь мы наблюдаем волны напряженности вокруг актуальной платформы – и в особенности это касается комментариев. Здесь мы можем на секунду перенестись в Месопотамию и Древний Египет, взяв в качестве примера работу Яна Ассманна и Буркхардта Гладигова «Text und Kommentar» 1995 года – исследование «отделения древней истории» немецкой теории медиа, работающего над археологией литературной коммуникации. Во введении к книге Ассманн пишет о ранних примерах текстов, доставляемых гонцом, как о «сообщениях, которые обсуждаются вновь и вновь» [186]. В 1987 году на конференции, целиком посвященной ранним формам канона, он отмечал, что после того как текст утвержден, ничего не добавляется и не изменяется, и он становится «текстом-основателем», определяющим некоторые практики или процедуры (например, законы). Только после такой герметизации текста мы можем наблюдать увеличение количества комментариев, и он становится открытым для интерпретации. Ассманн использует широкое кросс-культурное определение текста. Латинское слово textus, означающее «подавать сигнал», оказывается противопоставлено commentarius. Ранние тексты определяются не материальным носителем, а передачей обязательств. Культурные тексты, в отличие от находящихся в закрытом доступе священных текстов, являются общей собственностью людей, и экзегеза здесь вполне допустима. Комментарии возникают, когда тексты передаются от поколения к поколению в процессе обучения, изучения и чтения. В таком случае для ученика интерпретация текста является частью обучения. Тем не менее, как подчеркивает Ассманн, понимание и осмысление приходит благодаря устному объяснению, также называемому одегетикой [187].

Как комментарии к текстам хранятся и воспроизводятся от одного поколения к другому? В позднюю эпоху Гуттенберга это в основном делалось с помощью критических изданий. В XIX веке с началом производства законченных изданий с примечаниями произошел переход от комментария к профессиональной критике, что нашло отражение в разделении труда редакторов классических текстов и историков литературы с их комментариями. Согласно Бодо Плахта, анализировавшему эту проблему в 2009 году в статье журнала Zeitschrift für Ideengeschichte, поворот в сторону включения комментариев произошел где-то в 1970-е, вместе с появлением новых изданий Клейста и Гейне. Плахта также указывает на релевантность комментариев вне академической среды – в безграничном пространстве цифровых медиа, где в текст легко могут быть внесены изменения.

В своем эссе «Comments, Code and Codification» Маркус Краевски и Корнелия Висманн подчеркивают живо изменяющуюся, кратковременную природу комментария [188]. Нет необходимости говорить, что комментарии – это тоже текст, как и деконструкция по своей природе – это форма комментария. Комментарии от текста отличает их незавершенная природа – они никогда не заканчиваются. В то время как тексты можно интерпретировать как герметичные или авторитарные, комментарии рассматриваются как устные, неформальные, быстрые и текучие. Они циркулируют вокруг статичного, негибкого текстового источника. С тех пор как рукописи начали издаваться с полями, место для комментариев было выделено для того, чтобы вернуть жизнь молчаливому оригиналу. Чтобы лучше понять интернет-комментарий, мы могли бы также исследовать его устный бэкграунд. В жарких дебатах мы часто неточно слышим, что говорят другие. То же самое касается случаев, когда мы читаем тексты по диагонали и скользим взглядом по комментариям. Еще больше информации мы «пропускаем мимо ушей» при использовании поисковиков.

Краевски и Висманн дают обзор истории римского права, его когда-то живой культуры комментария, которая в 533 году была «кодифицирована» и стала Кодексом. С тех пор внесение дополнительных комментариев было запрещено – согласно закону, книга стала герметичным объектом. Разделение между замороженными текстами и незаконной болтовней с тех самых пор терзает производство дискурса на Западе: однажды выделенный и кодифицированный текст не может снова стать частью непосредственного общения. То, что увязло в системе законов, было взято на вооружение компьютерной индустрией, которая сделала комментарии эффективным элементом софта. Во многом как и при составлении законов в VI веке, сегодня компилятор кодифицирует исходный код (source code). Текст в буквальном смысле состоит из источника (source) и кода (code). Комментарии в этой схеме не являются чем-то внешним, а находятся в связке с рабочей программой. Только компилятор может их разделить.

Краевски и Висманн неожиданно перескакивают на обсуждение процедуры Запроса на отзывы (Request for Comments – RFC) в Internet Engineering Task Force (IETF). Согласно официальной истории интернета, этот фидбэк производит сетевой код (или протокол, как его называет Алекс Гэллоуэй), который в свою очередь вызывает новый круг комментариев, в результате чего появляется новый код. Авторы приходят к выводу, что в этих случаях кодифицирующая сила, несмотря на свою незаметность, существует. Если, говоря техническим языком, компилятор кодифицирует исходный код, то какие механизмы могут быть выдуманы для трансформации в новый текст комментария в блогах? Для обычных пользователей не существует процедур кодификации – по крайней мере пока. На этом моменте, как пишут Краевски и Висманн, эта аналогия в духе Киттлера с ее акцентом на превосходстве операционных систем перестает работать.

В то время как взаимопереплетение кода и комментария очевидно для программистов, оно может восприниматься совсем по-другому, если мы выходим на уровень графического интерфейса. Существует огромный разрыв между принципом «грамотного программирования» [189] Дональда Кнута, описывающего преимущества прямого «разговора» с компьютером для программиста, и крайне закрытой средой вроде Facebook, где