Итак, Первочеловек спасен. Он снова вознесен в верхнее царство. Но в нижнем царстве ему пришлось оставить пять стихий, то есть некоторым образом свою душу.

Эта субстанция, проистекающая из Добра, сама по себе светлая, осквернена контактом, который она поддерживает с Материей. Значит, нужно организовать мир так, чтобы однажды вернуть эту оскверненную «душу», очистить ее и вновь вознести в царство Света.

Поэтому Высшее существо делит материю, которая смешана с божественной субстанцией. Из части, не оскверненной Мраком, оно создаст Солнце и Луну. Этим, кстати, объясняется особый культ Солнца и Луны у манихеев: эти два светила считались сопричастными природе Бога. Из другой части, оскверненной, но не целиком, появятся звезды. Наконец, третья часть, полностью загрязненная Злом, послужит для создания растений и животных. Наконец, в наказание демонам за нападение и за нечестие из их кожи, плоти, костей и экскрементов будет сделана земля, горы и воды.

Следовательно, демонам грозит опасность навсегда потерять всякий след светлой субстанции, и, не желая погружаться в вечную тьму после того, как видели царство Света, они соединяют всю световую энергию, какая у них осталась, в двух новых существах, которые они создают: в Адаме и Еве. Так объясняется возникновение человечества: люди — это остаток световой энергии, собранный и соединенный демонами. Но человеческая душа, та божественная искра, которая все еще остается, настолько порабощена материей, что уже не сознает своего божественного происхождения. Ее естественное состояние — вечное невежество. Она лишена знания. Но надежда на спасение остается: человечеству будет дана возможность избавления. Знание будет ему даровано посланниками Высшего существа, то есть пророками, самые важные из которых — Ахурамазда и трансцендентный Иисус манихеев, называемый ими «Иисус Сияющий». А в конце времен произойдет окончательная победа Бога Света над миром Материи, который будет уничтожен гигантским пожаром. Здесь можно отметить другую аналогию с германо-скандинавской традицией.

Это видение Мани не лишено ни мощи, ни величия. Это мифология, пытающаяся рационально объяснить существование видимого мира и присутствие Зла. Чтобы сделать это, Мани не все измыслил сам: чем бы ни было его «видение» в реальности, он многое заимствовал из традиционных представлений, которые были ему доступны, из мифологии, разумеется добавив к этому маздеистские структуры. Эти традиционные представления, очевидно, следует искать не у германцев, несмотря на поразительные аналогии, которые можно отметить. Более вероятно, что он нашел их в самом Иране и в ближайшей окрестности, в зоне влияния скифов. После работ Жоржа Дюмезиля стали известны тесные связи между мифологическими рассказами скифских народов и преданиями германцев и кельтов. Подробно проанализировав манихейскую космогонию, находишь любопытные сближения, особенно с легендой о Граале и более всего в изложении немца Вольфрама фон Эшенбаха. Видение Грааля здесь германо-иранское. На самом деле оно манихейское, и некоторые немцы, искавшие Грааль в Монсегюре или в краю катаров, имели для этого основания.

Ведь очевидно, что катары — наследники манихеев. Это также значит, что катаризм скорей является отдельной религией, чем христианской ересью. Тогда при чем тут христианское богословие? Признание Иисуса одним из посланников Бога Света не соответствует в точности представлению о единственном Сыне Божьем, который явился спасти человечество, пожертвовав собой. И что в манихействе бросается в глаза — это тенденция к полному отречению от материи, поскольку она есть Зло, иногда заходящему очень далеко, вплоть до худших извращений. Аскетизм можно довести до крайности, коль скоро в идеале телесную оболочку, в которую мы заключены, надо как можно скорее уничтожить; эта идея прямо подталкивает к самоубийству. Но Мани никогда не поощрял самоубийство, равно как и катары. Тем не менее двойственность сохранялась: эта тенденция проявлялась постоянно в истории манихейских сект и нашла завершение в знаменитой endura катаров конца XIII века.

Имеют место и дальневосточные компоненты. Если верующему удастся вырваться из хватки внешнего материального мира и соблюсти правила морали, его душа после смерти совершит триумфальное восхождение и попадет в царство Света, представляющее собой настоящую нирвану. В принципе это спасение может проистекать через посредство некоего внутреннего просветления, которое позволит нам убедиться в двойственности нашей натуры. Здесь ощутимо буддийское влияние, но в отличие от восточной доктрины, которая делает акцент на чистом просветлении, имеющем чувственную натуру, подталкивающем к аскетизму, манихейская доктрина рассматривает просветление с более интеллектуальной точки зрения: это познание, гнозис. В сущности Мани связан с гностическим направлением.

Тем самым манихейская мораль, предлагаемая существам для возвращения изначальной чистоты, становится моралью недеяния, что также не лишено двусмысленности. Итак, внешний мир — творение Демона, и все действия по преобразованию этого мира, в какой бы форме они ни производились, — содействие Богу Зла. Пойдем дальше: всякое материальное улучшение, всякий культурный прогресс, всякое научное открытие, всякая новая техника — все это способствует возрастанию силы Бога Зла и продлению существования того, что создал он. При такой постановке вопроса строгое соблюдение манихейской морали привело бы к отказу от жизни, к вымиранию вида. Однако непохоже, чтобы манихеи когда-либо ратовали за эти крайние решения.

Впрочем, они проводили различия между адептами своего учения. С одной стороны, были «чистые», «избранные», а с другой — «слушатели», или простые верующие. Первые были обязаны практиковать строгий, непримиримый аскетизм, но вторые жили в миру, как и прочие люди, вступали в брак, работали и участвовали в жизни социальной группы, к которой принадлежали. Их особым долгом было содействовать во всем «избранным», чтобы те могли существовать. Тем самым «избранные» лишались возможности грешить. Это может шокировать, и в этом есть определенная тенденция к эксплуатации человека человеком. Но такую систему в большей или меньшей мере практиковали все религии: «Трудитесь, старайтесь, кормите нас, ибо тем самым мы сможем молиться за вас». Точно так же поступают буддийские бонзы и нищенствующие монахи. Впрочем, простые верующие манихеи, похоже, вполне принимали эту иерархическую систему. В полной мере мы обнаружим ее и в катаризме: только совершенные обязаны соблюдать строжайший аскетизм, а верующие, живущие в миру обычной жизнью, обеспечивают их существование.

Разумеется, только «чистые» могли претендовать на то, что после смерти попадут в царство Света. Но надежда сохранялась и у других, потому что, согласно учению Мани, верующие после смерти перевоплощаются, и это продолжается до тех пор, пока они в очередной жизни не станут «чистыми» сами. Зато если они вели жизнь, полностью подчиненную Материи, они рискуют после смерти переродиться в облике животного. Все это мы встретим и в катаризме.

Манихейский культ, как и маздеистский, от которого он происходил, сводился к простейшему внешнему выражению. Похоже, манихейская религия обходилась без таинств в том смысле, в каком их понимает религия христианская. Единственным обрядом, который можно уподобить таинству, был обряд рукоположения в момент, когда «верующий» вступал в число «избранных». Посредством этого жеста, аналогичного христианской конфирмации, «верующий» принимал в себя Дух. Конечно же, это обряд можно узнать в consolamentum катаров.