Как быстро Злобин с браком все придумал. Не любит, но женится, потому что пора. Железная логика. Я говорила, что не заинтересована, а ему хоть бы что! Для него эта цель оправдывает средства. Романтика романтикой, а чурбану бесчувственному ты ничего не докажешь. Я не смирилась, но поверила, что он не умеет иначе. Где-то даже жалела его, инвалида морального. А он?!

Он, оказывается, прекрасно умеет ухаживать. И меня дико колет мысль, что кому-то там когда-то досталось его сердце, а мне — только приказы и вечная ирония.

Достал уже со своей толстокожестью!

Я не знаю, что буду делать, но идти на сближение теперь не хочу из принципа. Нужно обозначить это четко. Так, чтоб наверняка дошло.

— Ты в порядке? — внезапно раздается голос Вадима, а потом и он сам возникает из-за двери.

От неожиданности я тихо вскрикиваю, переворачиваюсь обратно на живот и наугад кидаю в него березовым веником.

Злобин ловко уворачивается, избегая удара.

— Рефлексы в норме. Значит, порядок.

Серые глаза смотрят с привычной насмешкой. Вадим прямо в рубашке и джинсах усаживается у противоположной стены, где совсем недавно сидела Аглая. Вытянутые ноги едва умещаются в проходе, так мало между нами расстояния.

Он полностью одетый. Я практически голая.

Жар выходит в открытую дверь, а меня, наоборот, кипятком окатывает.

Такую неловкость можно, пожалуй, потрогать руками. Осязать ее треск, высоковольтное напряжение… О нее можно облучиться.

— Что ты тут делаешь?!

Мгновения назад я была полна решимости. Но властная, гранитная энергетика Злобина теперь придавливает меня к горизонтальной поверхности и вселяет смятение. Что он задумал?

— А на что это похоже? Пришел удостовериться, что ты не лежишь без сознания. Выглядишь неважно.

Вот же сказочник.

— Тебе не все равно? Или просто лень искать вторую такую дуру?

— Второй такой нет, — невозмутимо парирует Вадим. — Ты тут уже давно. Пора тебе на свежий воздух.

— Мне и здесь хорошо.

— Ааа, ясно. А я уж переживал, что ты от меня прячешься.

Вадим вроде и улыбается с легкой иронией, но чувствуется… Еще пару фраз он кинет с той же небрежностью, а потом пойдет вразнос. Спорить можно, но не с ним. Вот и сейчас на мой отказ покинуть парилку он снимает с себя блейзер.

— Ну и зачем ты раздеваешься? — спрашиваю, чувствуя, как в ушах отдается ускорившееся сердцебиение.

Он медленно скользит по мне взглядом исподлобья… Довольный оскал растягивает уголки губ…

Злобин ювелирно выводит меня из себя. Нервы сдают, хотя мы разговариваем меньше минуты. Не знаю, как он себе представляет наше сосуществование. Бесит же неимоверно!

— Собираюсь поплавать в бассейне. — Он неспешно стягивает с себя джинсы, следом трусы. — Закончишь, присоединяйся.

Думаю, отказываться смысла не имеет, если не хочу, чтобы Вадим остался здесь. У меня от неудобной позы тело затекло, а перевернуться нормально нельзя, неизвестно как он на это отреагирует. Поэтому я послушно киваю. Злобин, разумеется, ответом удовлетворен. Он же не знает слова «нет», урод.

Я некоторое время прислушиваюсь к плеску воды, мрачно размышляя, что до раздевалки, где остались мои вещи, идти все равно придется мимо бассейна. Но духота порядком утомила. Быстрее задохнусь, чем он наплавается.

Неторопливо, но и не дыша, прохожу в раздевалку. Моей одежды на вешалке нет. Вообще никакой нет. Исчезли даже полотенца! Только спортивная сумка Злобина лежит аккуратно на полке, но рыться в чужих вещах ниже моих принципов.

Шлепаю обратно к бортику, надеваю мужскую рубашку, а джинсы легким тычком ноги отправляю в воду.

— Кхм. Так в чем ты собираешься вернуться в дом? — жирно намекаю ему, что подлянки штука взаимная.

Стою, скрестив руки на груди и глядя на него вопросительно.

Вадим приближается к бортику широкими гребками. Отвечает не сразу, сперва скользит языком по нижней губе и в светлых глазах загорается пока еще мягкая, но такая знакомая насмешка.

— Повесь, пожалуйста, куда-нибудь стекать и иди в душ, если не хочешь плавать.

Он протягивает мне джинсы, улыбаясь, будто ничего особенного не случилось.

Я настороженно выхватываю вещь, опасаясь попытки утянуть меня в воду. Выгляжу, наверное, преглупо, с учетом, что ничего подобного, конечно же, не происходит.

Стыдно возвращаться в чужой дом в одной рубашке. Надеюсь, получится объяснить Злобину, что от того, в чем я выйду, зависит и его репутация тоже. Ведет себя как пацан!

Душевая частично скрывает меня перегородкой. Чуть успокоившись, украдкой рассматриваю его плечи и спину. Приходится признать, что природа подлая тварь и в плане телосложения одарила Злобина сполна. Не бодибилдер, конечно, но аристократ. И он это подать умеет в совершенстве. Сердце невольно заходится от томления, наливающего вены. Еле заставляю себя отвернуться.

Приходится напомнить себе, что он бешеный маньяк, и подставить лицо прохладным струям.

— Держи чистую одежду. Не люблю запах дыма.

Чуть не захлебываюсь водой, услышав вдруг хриплый голос Вадима над головой.

— Чего?

Чего?!

— Примерь, говорю. Выбирал на свой вкус.

Какого дьявола он такой внимательный? Или это начало злой шутки?

Я с недоверием смотрю на протянутый спортивный костюм. Сверху аккуратной горкой лежат пара носков и новые кроссовки.

— А где белье?

— Оно тебе сегодня не понадобится.

— Эмм… Вадим, послушай… Я не знаю, чего ты добиваешься…

Он наступает, мрачный, полностью нагой, демонстрируя внезапное намеренье остаться, а я ошеломленно вжимаюсь в стену, иначе нас точно шарахнет током, до того раскаляется вокруг пространство.

— Не беси меня, — обрывает раздраженно. — Зачем ты постоянно требуешь к себе внимания, если не умеешь его принимать? Просто переоденься и пойдем. Или тебе с этим помочь?

Щеки полыхают огнем. Я торопливо забираю у Вадима вещи и складываю на верхнюю полку, прекрасно понимая подтекст вопроса. Понимая, что Злобин ничего не предлагает просто так, особенно когда на лице вот это заведенное выражение.

Непослушными руками пытаюсь натянуть футболку. Но он внезапно хватает меня за запястье и дергает на себя. Силой, конечно, этот псих не обделен. Пискнув, врезаюсь подбородком ему в плечо. Кожу обжигает от соприкосновения с мужским телом.

Над грудью бешено колотится чужое сердце.

— Долго думаешь, — раздражение прорывается в голос, делая тон Вадима очень резким и жутким.