амбары вряд ли можно запереть. А весной он держит там ягнят. Остается только одно место. – В ее взгляде читалось дурное предзнаменование. – Лучше отвези меня домой.

Часть вторая

Сможете ли вы заключить договор с Левиафаном?

«Я о ногах Левиафана скажу тебе, о силе их и красоте»

16

Когда все изменилось

В деревне все еще обсуждают тот день, когда море выбросило голого мужчину на пляж Пиран-Сэндс. Чарити Лимбер рассказывает эту историю своим внукам, хотя они уже знают все важные детали от Кейси Младшего, их отца. И уже близок тот день, когда Чарити начнет рассказывать историю своим праправнукам. Лишь девочкам она рассказывает про то состояние голого мужчины, которое называла «тем самым», оставляя в этой истории загадку до того возраста, когда они смогут ее понять. «У него был вот такой длины, – говорит она и разводит пальцы в стороны, а девочки, прикрывшись ладошками, хихикают, – но никому не говорите, это наш маленький секрет».

– Это был тот день, – говорит внукам бабушка Чарити Лимбер, – когда все изменилось.

Но память подобна переменчивому любовнику. Когда внукам Чарити Лимбер придет время рассказывать эту историю своим собственным внукам – а они обязательно это сделают (если матушка Земля пощадит их), то история, наверное, будет отличаться. Китов к тому времени, пожалуй, может стать больше одного. Габариты Джо Хака, возможно, увеличатся далеко за пределы человеческих. Возможно, что все эти события произойдут в один осенний день.

Чарити Лимбер водит своих внуков в церковь на вершине холма. Они вдоль и поперек исходили церковное кладбище, между надгробными плитами бегают дети, не замечающие тех, кто спит внизу. Больше нет викария, но под портиком всегда открыта южная дверь. Дети хорошо знают это место. Здесь проводится ежегодный Фестиваль кита.

– Церковь Святого мученика Пирана, – говорит им Чарити. – Мы приходили сюда по воскресеньям, когда я была девочкой, все разодетые в хлопковые платья. А здесь сидела я. – Уже нет больше церковных скамеек, но она показывает им место, где они стояли. – Когда священник читал молитву, он смотрел на меня – открыты ли мои глаза. А они всегда были открыты. – Ее голос эхом отражается от нефа и уносится в балки массивного каменного алтаря.

Она через трансепт ведет детей к огромной дубовой двери.

– В те дни, – ее голос понижается до благоговейного шепота, – эта дверь была заперта. Всегда. – Она поднимает тяжелый металлический засов. – Только у одного мужчины был ключ. И этим мужчиной был Джо Хак. – Она толкает дверь, которая распахивается со зловещим скрежетом. Дети идут за ней.

Они в нормандской башне – звоннице. Колокольные веревки пока еще на месте. Ребенок бежит раскачивать их, но его веса недостаточно для того, чтобы привести в движение язык колокола.

– Здесь повсюду, – начинает Чарити, – лежали коробки. Сначала он складывал их вдоль стен, чтобы остался только узкий проход между ними, а потом заставил все до самого потолка. Даже на этих ступеньках. – Она берет за руку самого маленького ребенка, и они поднимаются вверх по деревянной лестнице. – На каждой ступеньке стояли коробки с едой. Жестянки с мясом. Жестянки с рыбой. Мешки сахара. Рис. Бобы. Надо было пробираться, чтобы попасть наверх. На первый этаж. – Первый этаж опирался на огромные балки – массивные дубовые стволы. – Здесь лежало еще больше коробок и больше мешков, прямо доверху. – Она поднимает руки – до следующего этажа. – Они идут туда. – В общей сумме тридцать восемь сотен упаковок, – говорит Чарити, а дети пытаются представить, что эти пустые этажи были завалены горой жестянок, пакетов, бутылок и банок.

Они карабкаются наверх: двадцать шагов на север, потом двадцать на восток, затем двадцать на юг, двадцать на запад – от восторга перехватывает дыхание, ведь они стоят на самой вершине башни.

– Осторожно там! – кричит Чарити бегущим к узким окнам детям. – В них нет стекол.

– Тридцать восемь сотен упаковок, – повторяет она, – и ему самому пришлось нести каждую из них. Такое условие поставил священник. Тележки не было. Помощников не было. Джо Хак должен был поднять каждую коробку, порой по две за раз, а потом идти вверх по ступеням, через церковное кладбище, как вы только что, а потом внутрь и прямо вдоль нефа, затем раскладывать их здесь. Там и тут. Тут и там. Вниз к фургону. Назад в башню. Час за часом. Люди останавливались и смотрели на него. Они спрашивали: «Что ты делаешь? Зачем ты это делаешь?» А он отвечал: «Я складываю свои вещи в церкви, викарий разрешил мне арендовать колокольню». Вещи? Там были супы и запеканки, сухое молоко, мешки с мукой, все сорта бобовых, пудинги, мед и мармелад, соусы, банки с фруктами в сиропе, сухофрукты, пюре, упаковки пасты. Там были хот-доги, консервированная морковь, разрыхлители, сардины, оливки, коробки с мюсли, консервированная ветчина, мешки с орехами. Он покупал все в огромных объемах, жестянки с бобами были размером с корзину, он тащил все мешок за мешком, мешки с чечевицей, фасолью обыкновенной, сгущенкой и яичным порошком.

«Это были нечеловеческие усилия», – думает Чарити. Именно здесь она несколько раз видела Джо, прямо напротив стены был припаркован старый рыбный фургон Шонесси. Она впервые посмотрела на Джо, когда он спускался вниз по ступенькам, чтобы достать из фургона очередную пару тяжелых коробок.

– Доброго тебе дня, Чарити, – поздоровался он, и она покраснела. Ей было известно, что он знал о том, что она видела его голым. Но прежде, чем Чарити успела ответить ему, Джо уже скрылся, кряхтя под весом коробок. Потом он вернулся.

– Я могу помочь? – спросила она.

– Вряд ли.

Он потащил бутылки с оливковым маслом, пачки маргарина.

Когда он опять вернулся, Чарити попробовала снова.

– Я хочу вам помочь, – сказала она. – Есть что-нибудь легкое?

– Боюсь, викарий этого не позволит, – ответил Джо и вытащил из фургона еще две тяжелые коробки. – Все из-за страховки, знаешь ли. Представь, что ты начнешь мне помогать и надорвешь спину. Чья это будет вина?

Она задумалась над его словами, а он снова исчез на ступеньках.

Настал черед коробок с полентой. Мыла.

– Я возьму всю ответственность на себя, – решилась она, когда он снова появился.

– Это очень мило с твоей стороны, – ответил Джо. – Но я не позволю. Если я нарушу правила викария… что тогда будет? – пожал он плечами.

В ход пошли упаковки с бульонными кубиками, сахарная глазурь.

Она в очередной раз подловила его у дверей, пока он разгружал новую партию товаров.

– Еще больше коробок? – осведомилась