– Я в раю, – ответил Шура. – Спасибо.

– Если желаете, то можете пройти к предсказательнице, – предложила девушка, – прием начнется через полчаса, вторая дверь налево.

Шура кивнул.

– Я в это не верю.

– Приятного вечера, – повторила девушка и выпорхнула за дверь с неожиданной для ее комплекции грацией.

Шура хмыкнул: гадалка, надо же, и налил себе вина. Совиньон оказался недорогим, но весьма недурным. Шура пил и думал, что может сидеть в одиночестве, наслаждаться спиртным, и никто ничего ему не скажет.

Вскоре лампа мигнула и погасла. В полной темноте Шура щелкнул зажигалкой, и огонек свечи сделал комнату еще меньше и уютней. Он налил еще и, смакуя вино, вспомнил, как давным-давно, еще в детстве, ходил в гости к соседским ребятам, Мише и Алине, и они так же зажигали свечку и рассказывали в полумраке сказки и страшилки, пока с работы не приходили родители. Потом отец ушел – не к кому-то (возможно, было бы проще, если бы он ушел к кому-то), а вообще – и Шура с мамой переехал.

Интересно, где сейчас Миша и Алина? Узнал бы он их, встретив на улице, или прошел бы мимо, не разглядев в незнакомцах тех, с кем играл в детстве? Интересно, узнал бы он отца? Или это уже не имеет смысла?

Когда свеча прогорела на треть, а бутылка опустела наполовину, дверь снова открылась, и в комнату проскользнула Лиза собственной персоной, одетая почему-то в восточные, шитые золотом шаровары, почти не видимый топик и шлепанцы с загнутыми носами. Шура облизнулся чуть ли не в открытую: если на занятии она была в мешковатой футболке и рэпперских портках, то сейчас ничто не скрывало достоинств ее фигурки. Правда, грудь маловата, но с другой стороны, форма прекрасная, а вот задница выше всех похвал.

– Вижу, вечер проводишь отлично, – заметила Лиза, усаживаясь на ковер по-турецки. – Фу, жадина, мне почти не оставил, – она взяла бутылку и посмотрела сквозь стекло на Шуру.

– Я же не знал, что ты придешь, – сказал он, разведя руками. – Классный костюмчик.

Лиза поклонилась ему, сложив руки, как японка.

– Аригато.

– А что ты здесь делаешь? – поинтересовался Шура. – И в таком необычном виде…

Лиза хмыкнула.

– Ты еще не видел меня в необычном виде. А вообще я здесь работаю, – небрежным жестом она вынула из воздуха колоду карт Таро, ловко перетасовала их одной рукой, и карты исчезли, как показалось Шуре, под оберткой от шоколада. Он поднял пеструю бумажку и, разумеется, ничего не обнаружил.

– Ты шулер! – радостно воскликнул он.

Лиза подперла щеку ладонью и посмотрела на Шуру с комичной усталостью.

– Вот с чем сравнивают мое прекрасное искусство предвидения и пророчества – с тем, что я мухлюю в карты. Как вам не стыдно, юноша!

– Так это к тебе меня приглашали, – протянул Шура.

– Конечно. Больше здесь никто не ворожит.

Шура плеснул вина в бокал, протянул Лизе. Она приняла его с легким поклоном, однако пить не стала. Мягкий свет делал ее лицо странно переменчивым и тени плавно текли по нему.

– Значит, ты пророчица, – произнес Шура почему-то с мамиными интонациями. Лиза кивнула.

– Значит.

– Хороший доход?

– На чупа-чупсы хватает.

– Люди любят, когда их обманывают, – глубокомысленно изрек Шура. Он редко пил и потому ему немного требовалось, чтобы захмелеть. – Ты обманываешь, а они радуются. Платят. А ты потом придешь в студию танца и будешь платить мне.

– Круговорот купюр в природе, – заметила Лиза и пригубила вино мелким птичьим глотком.

– Круговорот… – повторил Шура. – Хотя врешь ты не всегда. Сегодня, например, ты знала, что я поссорюсь с мамой.

Лиза утвердительно качнула головой.

– Вот откуда ты это знала?

Жест девушки был легок и неуловим; на ковер перед Шурой легла карта. Он поднял ее и некоторое время молча рассматривал костлявого всадника на белом тощем жеребце, что ехал по полю битвы.

– Увидела во сне, – сказала Лиза, отставила бокал и села поудобнее, подложив под острый локоть одну из подушек. Шура печально покачал головой и сообщил:

– А я почти не вижу снов. А если и вижу, то кошмары… Слушай! – воскликнул он. – Что сейчас делает моя мама?

Лиза задумчиво сощурилась. Шура ни к селу, ни к городу подумал, что свеча скоро погаснет, и они останутся в темноте – почему-то эта мысль заставила его поежиться, словно от холода.

– Твоя мама в полном порядке, – промолвила Лиза. – Думает, что ты побежал к дешевой девке, но вернешься как миленький. Она выпила корвалол и сейчас уже спит.

– Знаешь, для этого не надо быть гадалкой, – промолвил Шура.

«Ты попал в водоворот, – заметил ему внутренний голос, – и тебя несет в самый центр событий. Еще утром ты не знал эту девушку, и вот теперь она в твоей жизни, она сидит рядом и говорит с тобой так, словно знает лет сотню – это по меньшей мере. А тени скользят по ее коже, и ты очень хочешь узнать, какая она на ощупь».

– Говорят, у ведьмы и ветра не спрашивают совета: оба скажут в ответ – что да, то и нет, – сказала Лиза, и Шуре послышалась издевка в ее голосе, будто она смеялась над ним, говоря: что, купился?

– А я не верю в предсказания, – проронил он.

Лиза взяла бокал и залпом осушила его, словно на что-то решалась.

– Во что же ты веришь, пьяный мальчик без снов?

Шура посмотрел ей в глаза, но ничего не увидел: под веками и острыми ресницами клубилась тьма.

– Не знаю, – простодушно ответил он. – Правда, не знаю.

* * *

– Итак, батафога.

Он стоял перед зеркалом, словно матадор перед зрителями; его ученики сгрудились чуть поодаль, пристально глядя на него. Пауза казалась вечной, потом Шура вошел в движение и ритм и сам стал движением и ритмом: стационар – виск с поворотом – самба-ход и батафога. Он любил самбу, конечно, не так, как танцы европейской программы, но любил: в учебе его тренер делал упор на стандарт, и латину Шуре пришлось осваивать чуть ли не в одиночку.

– А колени выпрямляем, – сказал он и обернулся к студийцам, хотя прекрасно видел их в зеркале. – Пробуйте.

И они попробовали. Шура смотрел и думал о том, как из куколок вылупляются бабочки.

– Наверно, это похоже на фильм ужасов, – обронила Лиза.

Ей, казалось, было безразлично, получается у нее движение или нет. Шура вообще не мог понять, зачем при таком подходе она посещает студию танца. Танцевать и оставаться равнодушной к тому, что танцуешь – ну уж нет, такого быть не должно.

– Нет, конечно, – сказал Шура и отчего-то снова покраснел. От Лизы пахло по́том и зеленым чаем, запах был настолько необычным и странным, что у Шуры кружилась голова, и хотелось, чтобы Лиза не отходила подольше.