было легко и спокойно и никуда не хотелось уезжать из этого земного рая, где всё просто, понятно, доступно и очень приятно. Витёк засыпал счастливым и просыпался в прекрасном настроении. Ему ничего больше не хотелось, потому что здесь и сейчас для счастья было всё и так каждый день.

А какая здесь была рыбалка !

Две недели пролетели как пять минут и, покидая сказочный край, Витёк искренне поблагодарил Укулымыча за прекрасное приобретение. Теперь он знал, куда рвётся его душа и где он может оказаться, как только это ему захочется.

Вернулся Витёк в свой царский терем отдохнувшим, загоревшим и помолодевшим. Он сразу поручил журналистскому пулу готовить на случай его отлучек «консервы», т.е. дежурные записи его встреч с министрами, губернаторами, артистами, учёными и прочими допущенными к его персоне лицами и выкладывать их в новостные выпуски по мере необходимости, что бы электорат был постоянно уверен, что его президент не спит, не ест и, конечно, не отдыхает даже в загородной резиденции или у моря, а днём и ночь, как каторжный, вернее как раб на галере, служит благу народа.

А тут и Алуся порадовала сыном. На роды пришлось загримированным и на частном самолёте одного из бывших братанов, а теперь олигарха с верхних строчек списка Форбс, инкогнито слетать в швейцарскую клинику, пожить несколько дней с молодой мамочкой в соседней спаренной палате, чтобы принять своего первого сына в отцовские руки. Ему было уже прилично за пятьдесят, и он едва сдержал себя, чтобы не разрыдаться от нахлынувших чувств, когда ему на руки передали истошно орущего новорожденного.

Однако, когда эйфория прошла, Витёк вспомнил наказ Степаныча, что тайна должна сохраняться свято, что бы не портить безупречный образ народного любимца, образца для подражания. Вот только шило в мешке не утаить. Кто слил информацию и где протекло, выяснить не удалось, но пошла гулять по сети информация о его новорожденном сыне и фотки появились. Как не старались перевести стрелки на некоего футболиста, друга Алуси, но никто уже не поверил. А тут и счастливая мамаша начала конючить, женись да женись, я тебе сына родила, ты обещал.

Пришлось развод со старой женой затеять, ведь не султан он и даже не дружок Салым, фактический смотрящий за горами, которому как правоверному мусульманину четыре жены положено иметь ,и плевать он хотел, что многожёнство в этой стране вне закона, ему можно, а Витьку нет. Ну и где справедливость ? У него сейчас денег на миллион жён хватит, а положена только одна. Чего проще, принять ислам, делов-то на пять минут, и заводи гарем, как турецкий султан или арабский шейх, хоть из тысячи наложниц, так опять же нельзя, народ не поймёт, царь может быть только православным. Вот и приходится под вспышками фотокамер некрещённым к иконам в храме прикладываться и со свечкой до ломоты в ногах и пояснице стоять на пасху каждый год, благо, что святейший сам «анафема» ещё та, на котором клеймо поставить уже негде, всё затыкано и верит он в Господа нашего так же, как и нехристь Витёк. Хорошо, хоть расписались с Алусей в книжке окраинного отдела записи актов тихонечко, без лишних глаз, прямо в её спальне, а то столь скоропалительная замена старухи на молодуху запросто могла части электората его лишить. Да и приятно Витьку, чего уж греха таить, когда длинноногие девки в строгих офисных костюмах на его встречах с народом, в усыпанных стразами стрингах с экрана из каждого утюга с придыханием выдают под нехитрую мелодию или без неё, что хотят выйти замуж только за него, мачо мачистого и самого завидного жениха во всём мире. Тьфу, куда не кинь, всюду клин!

От тяжёлых дум о несправедливости этой жизни Витька оторвал пресс-секретарь Глинкин и, как всегда выпучив свои «чихуахуашные» глазки- маслинки, выдал очередную гадкую новость, с которой приходить к Витьку разрешалось только ему. Он и сам не мог объяснить с чего вдруг пожаловал этому внешне неприятному и глупому даже на вид существу, сообщать ему гадости, которые пишут или говорят о нём, о случившихся в стране и мире неприятностях, но позволял. Другого мог уничтожить под горячую руку, а на этого «чихуахуёнка», как с его лёгкой руки в аппарате прозвали Глинкина, она и не поднималась никогда.

– Виктор Викторович, хохлы бузят! – начал, заглядывая ему в лицо блестящими от возбуждения глазками начал пресс-секретарь.

– Они всегда бузят, чего ты прискакал не свет не заря? – поморщился Витёк, отрываясь от созерцания бассейна в его новом дворце, который в онлайн-режиме демонстрировался на экране плазмы.

– Так на сей раз ваш кум передаёт, что дело серьёзное, пиндосы башляют немеряно и сами лично прискакали целым десантом. – продолжил тараторить «чихуахуёнок».

– Ну так собирай братанов, будем базарить по-взрослому, раз пиндосы реальный кипиш замутили, – отмахнулся Витёк и продолжил любоваться интерьерами своих новых владений. Если бы он знал тогда в какой блудняк встрянет в оконцовке, послал бы всех истериков и дристопшонников в наидлиннейшее сексуальное путешествие.

Подними Витёк тогда правую руку вверх и кинь её вниз со слегка изменёнными словами покойного Еловского: «Хер с ней с Хохляндией!» всё было бы ровно и теперь. Наигрались бы пиндосы в демократию, успокоившись на ежегодных гей-парадах и выкачивания долларов из своего кусочка от раздела Хохляндии, а его понты и байки с мультиками обеспечили бы ему и братанам непыльную жизнь ещё лет на дцать. Правильно говорил один сатирик : тупые пиндосы, ох тупые. Но тогда, ступил Витёк и встрял по самое не балуйся, а теперь, похоже, полный абзац уже не за горами. Он устало откинулся на спинку рабочего кресла и вернулся на восемь с лишним лет назад, в позднюю осень 2013 года, когда Укулымыч после базара на толковище, которое ни к чему конкретному не привело высокое собрание, предложил Витьку спросить совета у духов. Духи и их мнение ему были, конечно, по-барабану, но, возможности удрать от этого базара на свободу в тайгу, Витёк обрадовался как дитя, и уже утром они с Укулымычем катили вдвоём на вездеходе, сопровождаемые только придворным фотокорреспондентом и четырьмя охранниками, которые держались в поле зрения для их с Укулымычем спокойствия, остальные, как всегда, на глаза не лезли.

–Хорошо выдрессированы – с одобрением подумал Витёк и забыл о них.

Вечером того же дня, сидя с другом в раскладных походных креслах у костра, вокруг которого в незамысловатом подобии танца кружились три ряженых, Витёк как заворожённый бил в бубен, подсунутый ему миловидной девахой с невероятно