Лавр понимающе вздохнул и утопал в прихожую.

Вскоре из ванной показалась замотанная в полотенце Тая с целлофановым чепчиком на голове, препятствующим намоканию волос. Чепчик с синими оборочками подруге был к лицу, вот если бы на него еще и маки прилепить, хоть сейчас на бал.

– Здравствуй, вечная яичница, – хмуро поприветствовала свой завтрак Тая, – здравствуй, смертельно растворимый кофе.

– Извини, дорогая, свежие устрицы кончились, а вчерашние я подавать опасаюсь, шампанское тоже внушает подозренье, пузырьки в бокале отчего-то не вверх идут, а вниз, я посчитала сие недобрым знаком.

Испепелив меня взглядом, Таиска принялась трапезничать.

– Ты так и будешь в банном чепчике сидеть?

– А разве я его не сняла? – удивилась Тая.

– Смею предположить, что нет.

– Надо же, – она сдернула чепец с головы и положила на стол.

Завтрак нас немного оживил, а прогулка с пупском заставила шевелиться крепко спящие мозги.

Пока добрались до Бибирево, худо-бедно проснулись, глазки растопырили, вернули на лица признаки интеллекта.

Хоть мы и прибыли в «Фараон» с точностью минута в минуту, господин Эраст уже сидел в горбачевском кабинете. Судя по набитой окурками его крутых сигареток пепельнице, торчал он тут уже давненько.

– Здравствуйте, – слегка нерешительно произнесла Тая, – а Михаил Сергеевич велел нам приезжать к двум…

– Все верно, – Эраст полез в портсигар, – это я приехал раньше. Так получилось.

Расшаркавшись во взаимных приветствиях, мы с Таюской заняли сидячие места за столом.

– Расскажите, как это произошло? Как случилось? – голос Эраста звучал хрипловато, видать основательно обкурился. – Как вы ее нашли?

Я думала, Тая сейчас напустит таинственной пены и набьет нам цену, придумав какую-нибудь емкую легенду о наших детективных способностях, но она зачем взяла и рассказала все, как было. Я даже взгрустнула слегонца и подумала, что вряд ли уважаемый Эраст теперь заплатит нам оставшуюся часть гонорара. И, скорее всего, накрылся мой ремонтик в квартире и мобильничек… с фотокамеркой.

В глубокой задумчивости Эраст докурил свою папироску, откинулся на спинку стула, вытянул ноги и замолчал, уставившись куда-то сквозь сидящего напротив Горбачева. Мы молчали, ожидая, когда новоиспеченный вдовец начнет высказываться. Особо бурного горя он не демонстрировал, слезы не разбрызгивал, сопли по столу не размазывал, выглядел скорее задумчиво-озадаченно. Потом сказал:

– Что она делала в этих Люберцах?

Кто бы знал.

И следующая фраза:

– Похоже, шкатулку я больше не увижу.

Чудесно, просто чудесно. Вот так живешь, живешь с человеком, замуж за него выходишь, потом тебя топят, а твой суженый-ряженый выказывает по этому поводу только легкую досаду и скорбит лишь об утраченном имуществе. Кстати, об имуществе… не мешало бы выяснить, светит нам оставшаяся сумма или не светит.

– Ну почему же, – вкрадчиво произнесла Тая, – мы можем продолжить поиски, будем искать вашу шкатулку, но для этого нам нужны подробные описания и самого предмета и его содержимого.

Эраст Как-Его-Там-По-Батюшке Вельяминов развернул свой портрет в нашу сторону и заинтересованно взглянул на Таю.

– Думаете, отыскать ее реально?

– Ничего нельзя гарантировать, но мы попробуем. Только давайте решим для начала, как будем рассчитываться.

– Разве я вам еще что-то должен? – и прямо такие нотки в голосе нехорошие зазвучали, неласковые такие.

Горбачев кашлянул пару раз, видимо желая вмешаться в разговор, но Тая не дала ему такой возможности.

– Так как факт смерти клиента очевиден, – с невероятно умным видом произнесла Таиска, – и дальнейшее расследование не имеет смысла, то вы нам, разумеется, больше ничего не должны…

И меня будто холодным душем окатило при одной только мысли, что сейчас Эраст потребует вернуть аванс, а от него уже остались слезы…

– Но так как мы продолжаем поиски теперь уже шкатулки, то имеет смысл обсудить сумму гонорара: останется ли она прежней или изменится?

Горбачев закончил кашлять, а я затаила дыхание, глядя на подругу. Боже, какая же она умная, просто супер-мозг, мега-интеллект! На обдумывание Тайкиного предложение Эраст потратил меньше минуты и согласился. Спросил у Михал Сергеича листик-ручку и незамедлительно принялся описывать дорогое сердцу имущество, проговаривая записи вслух:

– Шкатулка антикварная восемнадцатого века, серебряная, 10 сантиметров ширины, 20 длины, 8 высоты. На крышке мозаика из полудрагоценных камней: два красных цветка, один белый, один зеленый лист. Внутри шкатулка оббита синим бархатом. В ней находились следующие ювелирные изделия: перстень золотой с рубином и тремя сапфирами, перстень золотой с изумрудом и двумя бриллиантами, перстень с розовой жемчужиной в россыпи топазов и золотое кольцо в виде рыбы, держащей во рту рубин. Так же брошь из белого золота с белым жемчугом, голубыми топазами и аметистами, брошь из красного золота с александритом, хризолитом и жемчугом, подвеска из желтого золота в виде остролистого цветка с сапфирами и подвеска из красного золота в виде капли с рубином. Все изделия середины восемнадцатого века. Вроде бы все, ничего не забыл.

Да-а-а-а! Круто, епрст, круто… Госпожу Вельяминову очень даже можно было понять.

Тая судорожно сглотнула, судя по нездоровому блеску ее глаз, мысленно она нацепила на себя все вышеперечисленное и совершила побег в дальнее зарубежье.

– Э-э-э-э, – хрипло произнесла подруга, – вы можете назвать приблизительную стоимость этого всего?

– Зачем же приблизительную? – Эраст взглянул на нее затуманенным взглядом. – Я назову точную: четыреста восемьдесят тысяч евро.

Пока мы лежали в глубоком обмороке, Горбачев сделал всем кофе и раскрыл окно, дабы хоть немного проветрить задымленную кабинетную атмосферу. Когда к нам вернулись сознание и дар речи, я поинтересовалась, отчего же уважаемый Эраст не обратится в правоохранительные органы, раз его грабанули на такую опупенную сумму?

– Не желаю я связываться с нашими правоохранительными органами, – вяло ответил он. – К тому же, я не настолько богатый человек, чтобы предавать широкой огласке свое владенье драгоценностями. Это семейные ценности, понимаете? Я не собирался и не собираюсь ими козырять, тем более, не планировал вот так вот бездарно их лишиться. Я не хочу, чтобы этим делом занимались правоохранительные органы, не хочу, чтобы они копались в грязном белье моей жены и вытаскивали на всеобщее обозрение то, чего вытаскивать не следует, к тому же, под меня копает один весьма сильный конкурент, сейчас любая возня вокруг меня крайне нежелательна, а уж он постарается сделать из этого шумиху погромче. Соберет свору продажных журналистов и запестрят газетенки жирными заголовками. Этим тварям только повод дай, только кость брось и понесется.