чувствуя себя так, будто только что наполнила легкие токсичными отходами. Затем подхожу к одному из ящиков и начинаю искать.

Они покрыты паутиной, и я почти подумываю о том, чтобы спуститься на нижний этаж и найти пару перчаток. Но не хочу останавливаться, если уже решилась. Я могу убедить себя не возвращаться наверх, когда перестану делить пространство с чем-то вредоносным.

Не обращая внимания на пауков, разбегающихся от коробок, я продолжаю искать. Все, что нахожу, это старая одежда, обувь, безделушки и безделушки.

Ничего важного, но, возможно, некоторые из этих вещей могут оказаться ценными.

Сзади раздается громкий удар, и на этот раз я громко кричу. Эхо моего крика раздается, когда я поворачиваюсь лицом к тому, кто издал этот звук.

Там нет ничего, кроме болтающейся деревянной доски, держащейся на одном гвозде. Весь чердак состоит из деревянных досок, большинство из которых сгнили и погрызены мышами. Там, где когда-то была деревянная доска, — бездонная черная дыра.

— Ты хочешь, чтобы я сунула туда руку, не так ли? — сухо говорю я, оглядываясь вокруг, чтобы увидеть еще один намек на Джиджи. Но все еще не смотрю в это гребаное зеркало.

Прикрыв рукой колотящееся сердце, я осторожно подхожу к все еще качающемуся дереву. Схватив телефон и, снова включив фонарик, я направляю его в отверстие.

Это платформа, а в глубине дыры выглядывают два куска смятой бумаги.

Я стону вслух.

— Черт, ты действительно собираешься заставить меня засунуть туда руку?

Обычно жуки меня не пугают. В этом мире не так много вещей, которые действительно пугают меня до глубины души. Но это не значит, что мне нравится совать руку в кишащую жуками дыру. Более того, я не удивлюсь, если какая-нибудь негативная энергия, обитающая здесь, решит поиздеваться надо мной и схватит мою руку.

Могу признаться, что тогда я бы, наверное, немного описалась.

Вздохнув, я погружаю руку внутрь, выхватываю бумаги и вырываю руку, и все это менее чем за секунду.

Я почти открываю рот, чтобы позлорадствовать, но решаю, что лучше ничего не злить, когда мы живем в одном доме.

Я поворачиваюсь, подбегаю к шнуру, выключаю свет и мчусь вниз по лестнице, словно за мной гонится девушка из «Звонк».

Захлопнув дверь на чердак, я глубоко вдыхаю очищенный воздух. Здесь намного светлее. Такое ощущение, что весь дом рухнул на меня, а я только что выползла из-под него.

Я разглаживаю бумаги, щуря глаза, чтобы разобрать аккуратные каракули на первой из них.

Я сделал то, что мне сказали сделать. Потому что если бы я этого не сделал, знаю, кто был бы следующим. Так что это мое признание. Я помог ему скрыть ее убийство. Мне очень жаль.

Мое сердце учащается, когда я перечитываю записку снова и снова. Кто бы это ни написал, он говорит об убийстве Джиджи. Должно быть, так и есть. Кто помог ему скрыть убийство? Кто он?

Переключившись на другую записку, я только через секунду понимаю, что это страница, вырванная из ее дневника. Я торжествующе улыбаюсь, но улыбка быстро сходит на нет, когда я читаю беспорядочные слова.

Я должна быть быстрой, он сказал, что уже в пути, и я в ужасе. Если побегу, он меня поймает, поэтому я пишу эту записку в надежде, что кто-нибудь ее найдет. Если со мной что-то случится, Джон, это будет…

На этом записка заканчивается, даже не дописав последнее слово. Мой рот открывается в шоке, и я смотрю на нее в полном недоверии.

— Ты издеваешься надо мной, Джиджи! Ты оставила это там? Это то, что ты хотела мне показать? Записку, где ты собираешься сказать, кто это, НО НЕ СКАЗАЛА? — Я заканчиваю свою тираду громким криком, топая ногой и широко разводя руками.

Конечно, она не отвечает мне.

Резко зарычав, я топаю в спальню и захлопываю дверь.

Теперь я злюсь на нее. Ей лучше сюда не заходить, иначе я ее тут же вышвырну обратно.

Он снова снаружи. Наблюдает за мной, ярко-красная вишня вспыхивает в лунном свете.

Я снова смотрю на него. Знакомые нити страха крепко держат меня в своих тисках. Но в то же время, кирпичи оседают в моем желудке, опускаясь все ниже.

Я жую губу, размышляя, стоит ли мне снова с ним столкнуться или нет. Поднять трубку и сообщить о нем, было бы логичнее всего.

Но полиция ничего не сможет сделать. Пока они приедут, он уже уедет.

И что толку от заявления в полицию, если они пропадут, как в прошлый раз? С его очевидными навыками взлома и проникновения, не говоря уже о навыках взлома, он явно что-то подделывает. Но, возможно, это не имеет значения. Шериф Уолтерс знает, что у меня есть преследователь, несмотря на то, что он сказал, что у них нет никаких записей об этом.

Может, это еще одна причина для звонка.

Возможно, он планирует убить меня прямо сейчас, как убил преследователь Джиджи. Я перечитала ту записку и прочесала ее дневники за последние три ночи, но пока не увидела никаких доказательств того, что убийцей был ее преследователь.

Но я уверена, что права.

Глядя на него, я беру телефон, встаю прямо перед окном и прикладываю трубку к уху. Я даже еще не набрала номер полиции; просто хочу посмотреть, что он будет делать.

Потому что, очевидно, со мной что-то не так.

Я играю с огнем. Чем больше я провоцирую его, тем больше вероятность, что он придет за мной. Но не могу остановить себя. Я не могу остановить острое возбуждение, которое испытываю каждый раз, когда отталкиваю его.

Это так же увлекательно, как и глупо.

Я не вижу его лица под глубоким капюшоном, но знаю, что он улыбается мне. Знание этого не вызывает у меня должной реакции. Я должна быть отвращена. Я должна испугаться. Наверное, я боюсь, но на самом деле чувствую желание улыбнуться в ответ.

Телефон звонит мне в ухо. Вскинув брови, я нерешительно отвожу телефон от уха и смотрю на входящее сообщение.

Неизвестный: Я должен поверить, что ты разговариваешь по телефону с полицией? Я думаю, что мой маленький мышонок — лжец.

О, нет, это не так.

Я сердито набираю ответ на свое сообщение.

Я: Хочешь выяснить?

Неизвестный: Да, вообще-то, хочу. И с удовольствием накажу тебя за это позже.

Мои пальцы замирают над буквами. Последнее наказание было ужасным и тошнотворным.

Я: Что, дальше ты будешь посылать мне пальцы на ногах?

Неизвестный: Зависит от того, будешь ли ты все еще притворяться,