носить. Говорила ведь…

Марья с жалостливым видом погладила его по спине.

Чародей с видимым трудом разогнулся, и лицо его исказилось от боли.

– Да ты чего… Сейчас мы это… ох… дальше поедем…

– Уверен?

– А то! Я себя вели… великолепно чувствую!

– Хм, знаешь, давай в другой раз? – Марья по-доброму рассмеялась. – Не то чтоб я в тебе сомневалась, жеребец ты мой ретивый, не подумай, но, кажется, все же отдохнуть кое-кому не помешало бы.

– Да уж, твоя правда, что есть, то есть. Не помешало бы, – Чародей, к тому времени уже присевший прямо на ступени, согласно покивал, а затем, бросив взгляд в стремительно светлеющее окно, сказал: – Ох, идем! Вот-вот опоздаем…

Плотно сцепив зубы, он одолел еще несколько десятков ступеней, но затем вновь сел и, кажется, подняться был уже не в силах.

– Сейчас… сейчас…

– Так, хватит! Устал так устал, чего страшного?

Не сомневаясь ни минки, Марья подхватила любимого на руки и легко преодолела остаток подъема.

– И чего мы вообще сюда так спешили?

Отпустив Чародея, она огляделась. Вокруг была совершенно пустая крохотная круглая зала с единственным огромным окном до пола и в половину стены.

– Сейчас увидишь! – Чародей улыбнулся. – Ага! Вот зачем мы здесь! Идем!

Вновь ухватив ее за руку, он подвел девушку к окну:

– Смотри!

Царевна вскинула взор, куда он указывал, и обомлела. Пред ней – всюду, куда ни глянь – простиралось бескрайнее, сверкающее смесью рассвета и звезд Моря-Окияна.

– Что за диво! Будто птицею вольной летишь!

Девушка восторженно улыбнулась, глядя, как от восходящего далеко на горизонте солнца прямо к подножию башни медленно разлилась река расплавленного золота.

– Только что ж я, моря не видела? Стоило ли так убиваться?

– Хах, думаешь, я тебя воду привел смотреть? – Чародей хохотнул и покачал головой. – Нет. Рассвет – то лишь для глаз услада. Да и то в сравнении с тобою вид тот меркнет.

Он поглядел на Марью влюбленным, сияющим взором, и та почувствовала, как у нее розовеют щеки.

– Ты дальше смотри, моя царевна! Там ведь не только Море-Окиян! Там – целый мир! Бескрайний! Удивительный! Представь, сколько ты всего не видела? Там, за морем, ведь столько земель, Марья! Городов! Людей!

Чародей широко повел рукой:

– И белокаменное Лукоморье, и сказочный Дивен-Град! Озера, леса! Весь мир триединый! И все это я обещаю когда-нибудь показать тебе! Только решайся!

Чародей, наклонившись, заглянул Марье в глаза:

– Решайся, царевна! Ведь мир – это не этот замок, не Буян! Мир – он вон там! Скажи только, согласна ль ты со мною вместе его познать, и он наш будет, вот увидишь!

– Согласна.

Марья ответила не раздумывая, и вот они уже слились с Чародеем в чувственном, полном пылкой юношеской любви поцелуе. Чистом, страстном и невинном.

На вершине башни они провели еще почти час. Болтая, милуясь и любуясь, как просыпается, точно готовясь к их визиту, мир. И лишь под самый конец, когда уже собрались спускаться, Чародей вдруг спросил:

– Марья, прости, но… зачем ты меня на руки подхватила? – он глянул на нее необычайно хмуро. – Считаешь, сам бы не дошел?

– Пф, что за глупости, – она беспечно отмахнулась. – Сам же сказал – опаздываем. Вот я и подсобила, а что?

– Да… ничего…

Он помог ей подняться и вдруг вновь молвил:

– Просто выходит по всему, что без толку я здесь годами пылью книжной дышу.

– Что за глупости?

Марья, еще не понимая до конца, к чему он клонит, чуть нахмурилась. Речами своими Чародей портил чудесный момент, и девушке это было не по нраву.

– Забыл никак, сколько всего знаешь, сколько умеешь? Как-никак, чародейское ремесло в руках твоих – не икра чухонья.

Она чмокнула Чародея в щеку и, думая, что разговор исчерпан, шагнула к выходу. Но тот лишь нахмурился пуще прежнего:

– Ремесло, – короткий вздох. – В том-то все и дело, что, коль честно, самому себе по правде сказать, сколь ни бейся, а по праву рождения я все одно – никто. Ничтожество.

– Да какое ж ты ничтожество? – Марья, начиная злиться за испорченный момент, наконец повернулась к нему. – Да что ж это нашло на тебя? Послушай, как по мне, так ты вполне хорош! Для смертного мужа…

– В том-то все и дело, что для смертного, – Чародей, заиграв желваками на скулах, покачал головой.

– Да что на тебя нашло, никак я в толк не возьму? – юная царевна начала сердиться на него по-настоящему. – Неужто из-за моей шутки невинной все? Ну хорошо, коль уж ты так оскорбиться удумал, то вот, на…

Она поклонилась:

– Прости великодушно! Доволен теперь?

– Да нет. Не в том дело ведь. Знаешь, давно у меня мысли такие были. Еще до нашей встречи, а уж теперь… – Чародей мрачно усмехнулся. – Да даже супротив тебя, Марья, вспомни! В нашу первую встречу. Я ведь поделать ничего не мог! Только языком чесать да надеяться, что ты меня не утопишь с перепугу. Так скажи, какой прок в моем искусстве? Коль я так обычным человеком навек и останусь?

– Да ну конечно! Тоже мне, нашелся обычный! – Марья, уже порядком осерчав на него и растеряв весь благодушный настрой, все же сумела взять себя в руки: – Никак шутишь ты? Давно ль ты люд простой видел? Судя по речам твоим, думается мне, что очень давно! Да и вообще, забыл ты, видно, с кем здесь сейчас миловался? Так глаза раскрой и взгляни на меня! Разве я, царевна морская, на обычного человека внимание бы обратила? Разве…

Она запнулась вдруг, робко отведя взгляд. Подобные признания, несмотря на месяцы, проведенные вместе, и все, что меж ними было, все еще давались ей с трудом:

– Разве… мил бы мне был так простой смертный?

– Да… – Чародей, взглянув на ее сдвинутые брови и пунцовые щеки, виновато улыбнулся. – Прости… прости меня, моя царевна. Что-то я раскис, что хлебный мякиш в молоке, да не к месту и не по делу. Эх, слабиной своей такой миг душевный испоганил!

Он удрученно покачал головой, и Марья улыбнулась:

– Это ничего.

Она нежно провела ладонью по щеке любимого:

– Знаешь, отец мой, Володыка истинный, говаривать любит, что каждый с тем живет, что по рожденью получил, и нечего над этим кручиниться. И не все у тебя так плохо, как думаешь. Взять вот меня хотя бы. Покажи мне второго такого, у кого своя царевна есть?

Подавшись вперед, она слилась с Чародеем в поцелуе, что разом смыл все печальные думы, обиды и грусть.

Дни нынешниеЦарский дворец в Белокаменном Граде Лукоморья

– Эй, царевна, ты с нами?

Водяной, стоя подле Марьи в роскошных белокаменных палатах властителя Лукоморья, чуть пихнул ее плечом в плечо.

– А? – она рассеянно взглянула на него.

– Зовут нас, а ты замерла, точно столб соляной, – царь вод кивнул на замерших напротив глашатая, молодого, с лихими усами и в расписном буром кафтане, мужчину, да на почетный караул-охрану: стражников в светлых одеждах, вооруженных короткими клинками и бердышами[18].