потолок; шею и спину пронзает болью, а лифт разгоняется все сильнее.

Глядя на гладкий черный пол, я несусь к неминуемой смерти и вспоминаю родителей, застрявших на перевернутом пароме.

Наверное, они были вместе до самого конца – плавали, держась за руки, посреди столовой, и вдыхали последние капли воздуха, пока вода подступала к потолку. Я представляю, как они смотрели на плитки пола, на царапины, оставленные ногами сотен пассажиров, терпеливо стоящих в очереди за едой и журналами. Что бы мои родители отдали тогда, в тот момент, чтобы вдруг оказаться в пробке или в длинной очереди на кассу супермаркета, потому что какому-то придурку вдруг приспичило купить что-то по закончившейся акции?

А потом я вдруг оказываюсь посреди пустой сельской дороги в машине с Энни и Эмили Коннорс, и в ушах встает белый шум помех.

Я не успеваю предупредить Эмили об опасности – моя жизнь обрывается во вспышке яркого света, гула и жара.

Я просыпаюсь в поту, задыхаясь.

Вдохнуть не получается – я не помню как.

Точно так же тело иногда вдруг считает, что разучилось глотать, и приходится вспоминать, как это делать.

Подскочив, я выскакиваю в гостиную и по пути задеваю коленом угол журнального столика. От боли из горла вырывается крик, и дыхание возвращается.

Рывком открыв дверь, я выхожу на балкон и в панике глотаю свежий после дождя воздух.

Холодный бодрящий ветер и мокрый бетон под ногами приводят в чувство.

Это был просто сон, разумеется, – он снится мне на протяжении всей жизни, то пропадая, то вновь появляясь.

Отличается лишь завязка, а остальное повторяется из раза в раз: пропавшая гравитация, полет в космос, черный монолит, лифт – все.

Я бросаю взгляд на часы микроволновки. 4:44 утра.

Среди любителей (точнее, фанатиков) «Кроликов» ходит одна теория – «теория четверок», так мы ее называем.

Теория гласит, что игроки (и те, кто только хочет попасть в игру) чаще обычных людей замечают, когда на часах появляется 4:44. Конечно, это полный бред, чистейший пример систематической ошибки мышления, – но я действительно часто замечаю именно это время и каждый раз вспоминаю о «Кроликах».

Я сразу же открываю чат с Бароном. Мы постоянно пишем друг другу, когда видим на часах 4:44 – отправляем три простые четверки.

Но потом туман в голове рассеивается, и я вспоминаю, что Барона больше нет. Стерев сообщение, я возвращаюсь в кровать и забираюсь под одеяло.

Я скучаю по нему.

Немного поворочавшись, я понимаю, что больше не усну, поэтому встаю, завариваю кофе и сажусь искать новости о самоубийстве министра Джессельмана.

Он покончил с собой в Уэльсе, в Кардиффском университете. Свидетели не знают, что именно он подразумевал под словами «дверь открыта» – большинство сходится во мнении, что это связано либо с политикой открытых границ, которую он продавливал (несколько лет назад именно под этим лозунгом он баллотировался в палату министров), либо с секс-скандалом, в котором была замешана какая-то британская секта.

С первого взгляда кажется, что с «Кроликами» самоубийство не связывает ничего, кроме Пароля, – но это странно. Ни за что не поверю, что мы случайно наткнулись на прямую трансляцию.

Закрыв ноутбук, я заглядываю на кухню в надежде позавтракать. Выбор у меня небольшой: просроченный водянистый йогурт, сомнительные мюсли домашнего приготовления, изюма в которых больше, чем самих хлопьев, и бананы, половина из которых еще не дозрела, а половина давно перезрела. Пока я пытаюсь определиться, мне звонит Хлоя и приглашает позавтракать в кафе. Я, конечно же, соглашаюсь.

– Я тут нашла кое-что, – говорит Хлоя, попутно запихивая в рот то пережаренную картошку, то недожаренные блинчики.

Мы сидим в старом пабе – днем здесь подают всякий фастфуд. Мы с Хлоей иногда заскакиваем сюда, и каждый раз темная деревянная отделка стен и липкий пол напоминают мне университетские дни. Помимо яиц Бенедикт, еда здесь одинаково отвратительная. Поэтому я всегда беру их, а Хлоя не теряет надежды, что когда-нибудь отыщет в меню еще что-нибудь съедобное.

Сейчас народа практически нет. Утренние посетители, заглядывающие перед работой, давно разошлись.

– Рассказывай, – говорю я.

– Помнишь, Фокусник давал распечатки с именами пропавших игроков?

– Ага.

– В общем, я вспомнила, что там была девушка, про которую писали на форумах «Кроликов», поэтому решила выяснить, что с ней.

– И как?

– Она жила в Камеруне и умерла при таинственных обстоятельствах от укуса паука, который там даже не водится. Ее лучшая подруга закатила огромную истерику, твердила, что это убийство, а потом вдруг просто пропала.

– Странно, – говорю я. – Это точно не совпадение?

– Жутковатое какое-то совпадение, К. Сначала умирает одна девушка, потом пропадает другая. И это не единственный случай.

Прихватив кофе, я подсаживаюсь к Хлое.

– Уверена?

Она кивает.

– Откуда ты знаешь?

– Парочка моих знакомых фанатиков ведет популярный даркнетовский форум по «Кроликам», «Левый Поворот».

– Он же на испанском?

– Ага, они из Мадрида. Моя подруга помогает им с модераторством. Я хотела узнать, не натыкалась ли она на новости о пропавших или даже погибших игроках, а она сказала, что ребята с форума опасаются, что с игрой что-то не так. А сегодня, когда я зашла на сайт, на главной странице появилось сообщение на десяти языках.

– Какое?

– Вот это, – отвечает она, открывая скриншот. Поверх главной страницы ярко-красным шрифтом под аэрозольную краску написано лишь два слова: «ОСТАНОВИТЕ. ИГРУ».

– Твою мать, – говорю я.

Хлоя, закрыв ноутбук, отпивает мой кофе (свой она давно допила).

– Значит, началось, да? – спрашиваю я.

– Ты о чем?

– О предупреждении Скарпио. Он сказал, что если не разберемся с игрой до одиннадцатой итерации, то окажемся в полной заднице. А вдруг задница только начинается?

– Вполне возможно, – отвечает Хлоя.

Потом на минуту задумывается.

– Хотя… может, это сама игра?

– В смысле?

– Ну, смотри: какие-то непонятные проблемы с игрой, пропавшие люди… Похоже на испытание «Кроликов», согласись?

– Это да, но как-то… не знаю. Странно все это.

– Ну, ты вон постоянно твердишь, что итерации отличаются друг от друга по духу.

– Это когда такое было?

– Да на собраниях в зале игровых автоматов. Типа, только в процессе игры становится понятно, как именно в нее играть. Еще сравниваешь «Кроликов» с «Радугой тяготения», структуру которой можно понять только по мере прочтения. И про другие книги Пинчона рассказываешь – вроде они использовались в шестой игре как подсказки.

Вот теперь я что-то такое припоминаю. Оказывается, Хлоя меня все-таки слушает.

– Господи, а я люблю показуху. У меня ведь до сих пор «Радуга» лежит недочитанная.

– Серьезно?

– Да как-то времени не хватает. Буду на пенсии читать, видимо, вместе с Прустом.

– Да уж, не в бровь,