Снаружи свистело и выло. На нос снова и снова наваливались увенчанные белыми султанами пены волны, появлявшиеся из ревущей тьмы, как странные чудовищные существа. Мне даже глядеть в ту сторону было жутковато. Я нашарил мотающийся конец, закрепился. Позавчера меня почти вышвырнуло за борт – аж ребра хрустнули, а синяя полоса на них останется еще надолго.

– На ру-ле-е!!! – заорал я.

– …и-и-им!!! – донеслось с кормы. «Стоим», кажется. Там сейчас Сережки – оба сразу. Хватаясь руками за борт, я полез на нос, вопя: «На но-су-у!!!»

– Здесь я, – отозвался Андрей, когда я подошел уже вплотную и повис рядом с ним на ограждении.

– Чего молчишь? – поинтересовался я.

Андрей неуверенно сказал:

– Понимаешь, я огни вижу. То вижу, то не вижу, вернее. Уже с час, не меньше.

– Огни?! – Я напрягся. – Так какого черта ты молчишь?! А если это берег?!

– Да не берег это, – отмахнулся Андрей, – а впечатление такое, что фонарь на мачте раскачивает, или в окнах каюты свет… вон! Вон опять, там, вон, смотри!

Андрей был прав. Огонь метнулся, потом упал куда-то вниз и исчез. Полное впечатление, что корабль взлетал на гребень волны…

– Кто-то идет параллельным курсом, – пробормотал я. – Далеко, нет – не поймешь… Ладно, я спать пойду. Если что – буди моментально… Кто тебя меняет, Колька? – Андрей кивнул. – Скажи ему, чтобы тоже будил в случае чего.

– Давай, – Андрей хлопнул меня по ладони…

Бросив в угол мокрую куртку, я завалился на одеяло, набросил на себя его край. От тепла меня заколотило, и Танюшка, сонно вздохнув, обняла меня, прижавшись со спины, спросила, не просыпаясь:

– Как там?

– Без изменений, – ответил я. – У Танюшки был убойный даже для гимнастки вестибулярный аппарат, и она не собиралась не спать из-за какого-то шторма. А перед Вадимом мне даже было стыдно. Он молчал и выстаивал вахты, но не мог ни есть, ни толком спать.

Я успел подумать об этом за секунду пред тем, как уснул. А еще через секунду – ну, конечно, показалось, что через секунду – меня разбудили. Судя по тому, что сделал это не Андрей и даже не Колька, а Мило, мне удалось проспать около трех часов.

– Это драккар, – сказал серб. – Я видел его раза два совсем близко, потом его унесло, и вот уже минут двадцать даже огня не видать.

– Это не Тиль? – быстро спросил я. Сон слетел тут же, я приподнялся на локтях.

– Паруса и флага не было. – Мило пожал плечами. – Но на носу, я разглядел, голова хищной птицы. Такого корабля я не знаю.

– Хорошо, спасибо, иди, – кивнул я, и Мило вышел, а я опять вытянулся под одеялом, понимая, что уснуть снова нельзя, надо вставать, надо идти опять все проверять… и где я видел птичью голову на носу драккара?

Где я видел ее?

* * *

– Нас все-таки занесло к северу.

Было не холодно, но промозгло. Ветер так и не улегся до конца, морщил воду, гнал гряду за грядой мелкие, злые волны, качавшие когг. В разрывах туч то и дело мелькало белесое, усталое какое-то солнце. В километре от нас покачивались кроны высоких медноствольных сосен за полоской пляжа, забеленной пеной.

– Так это что, уже Америка? – широко раскрытыми глазами глядя на этот берег, спрашивала Лидка. – Это уже Америка, да?

– Похоже, что да, – Джек поставил ногу на борт, положил на колено кулак. – Только это как раз и есть острова на том месте, где в нашем мире Лабрадор.

– Лабрадор?! – изумилась Танька. – Ничего себе нас швырнуло! И что теперь?

– Теперь проверим, что это все-таки за земля и куда нам отсюда дальше плыть, – решил я. – Так. Вадим, Сергей, Видов, Йенс… Андрей – пойдете со мной на разведку. Джек, останешься за старшего.

– Эй, а мы?! – подала голос Ленка Чередниченко. – А нам что, опять тут сидеть?!

– Мы почти три недели на землю не сходили!

– Нас тоже берите!

– Да что это такое?!

Это были голоса девчонок. Но я скучно посмотрел поверх их голов… и они утихли. Правда, все еще бурчали, разбредаясь к бортам, но уже безотносительно, на вечную тему «всепарникозлы». Названные мною начали быстро собираться.

– Взял бы хоть человек десять, – тихо сказал Джек. – Кто его знает…

– Тут могут быть урса? – удивился я.

– Они везде могут быть. – Джек тряхнул меня за плечо.

– Да, это верно… – Я задумался, потом махнул рукой: – Корабль дороже, чем мы. Да и не случится ничего… – Я поднял лицо к небу и, вскинув правую руку, ударил по ее сгибу локтя ребром левой.

* * *

– Сумах, – Андрей пнул кустик, крайний из зарослей у еле заметной тропинки. – Значит, мы точно в Америке… не трогай! – Он перехватил руку Видова. – Тронешь – до самого локтя опухнет.

– Эти места населены. – Йенс, сидевший на корточках метрах в десяти от нас, распрямился. – Я отсюда видел ложбину и оленей. Они меня учуяли – и драпать.

– Если населены – значит, не урса. – Я прислушался. Пасмурный лес неуверенно перекликался голосами редких птиц. – Ладно, пошли дальше.

Мы двигались по тропинке длинной цепочкой. Йенс впереди, за ним, шагах в десяти от него и в трех – друг от друга – Андрей и я по левой, Видов – по правой стороне, а в десяти шагах еще за нами, по обеим сторонам тропы – Вадим и Сергей. Лес был густой, справа поддувало сыростью. Я с тоской подумал, что, не дай бог, погода испортилась окончательно и в августе началась осень – кто ее знает, здешнюю эту Америку?

Йенс снова остановился и, легонько свистнув, махнул мне рукой. Я подбежал. Немец, улыбаясь, указывал носком сапога на умело замаскированное чуть сбоку тропы переплетение палок и жил.

– Капкан? – я присел, осторожно потрогал одну из палок.

Йенс кивнул:

– Вот и доказательство… Живут здесь.

– Ладно, пошли дальше. – Я встал на ноги. – Как видно, этой тропинкой не только звери ходят, но и люди…

… – Остров или по крайней мере – полуостров, – Вадим подкинул в руке камешек и далеко бросил его в хмурую воду.

Мы стояли на берегу. Если это и был пролив, то очень широкий – берега «того» видно не было, а «этот» изгибался дугой, и мы стояли в левой части этого изгиба. Каменистый пляж тянулся вдаль. В полукилометре от нас пляж кончался и начинались пологие холмы, уступами.

На берегу, метрах в двухстах от нас, лежала лодка. Прочная, просмоленная и пустая. Мы толком и не успели это осознать, когда кусты прямо напротив лодки раздались, и из них выскочила, побежала в нашу сторону девчонка. Она неслась к нам как к последней своей надежде, и я не сразу понял, что она нас просто не видит, а точнее – не замечает от ужаса. Девчонка так и влетела в руки Йенса, только теперь забилась, вырываясь, а потом закричала, да как – истошно, дико, вибрирующе, и немец отпустил ее от неожиданности. А наше внимание тут же переключилось на дальнейшее развитие событий.