шеф, доктор Сэм Кэррингтон. Это был высокий седеющий мужчина лет шестидесяти в просторном белом халате, слегка сутулый, чисто выбритый и как бы в состоянии привычной рассеянности. Увидев Роберта, он взял его за руку и повел в маленький кабинет. Что бы там ни думали о праздной роскоши «Золотого берега», весь старший персонал Методистской больницы был бесспорно первоклассным, а Кэррингтон, пожалуй, являлся лучшим сердечно-сосудистым хирургом в стране. Он был не только искусен – его обхождение было настолько спокойным и непритязательным, что сокрушило бастион суровых шотландских предрассудков Мюррея. Переведенный в Методистскую больницу из Эдинбурга Фондом последипломных исследований Макьюэна, Мюррей уже почти двенадцать месяцев пребывал в Соединенных Штатах. Хотя и не совсем приспособившись к переменам, он был в лучших отношениях со своим шефом.

Кэррингтон закурил сигарету и первым заговорил:

– Дефрис возвращается домой в конце недели. Он еще не в полном здравии, но полагаю, что если его оставить, а не отпустить, то для такого человека, как он, от этого будет больше вреда, чем пользы.

Мюррей хорошо знал эту историю – случайное огнестрельное ранение в живот во время охоты на голубей. Он ассистировал на операции – поистине невероятная семичасовая работа в условиях глубокой заморозки. Каким-то чудом Кэррингтон вытащил пациента. Дефрис теперь возвращался в сей мир с пластиковой аортой и правом на новую жизнь, почти что сравнимую с прежней.

– С ним, конечно, будет медсестра, – продолжил шеф. – Сестра О’Коннор.

Это звучало разумно. Миссис О’Коннор с самого начала принимала участие в этом случае – чопорная пожилая вдова, добросовестная, но довольно обидчивая.

– Однако, – сказал шеф, – ему также нужен врач. – И добавил со своей сухой усмешкой: – Ты.

Мюррей с удивлением посмотрел на него. Похоже, чрезмерное богатство не знало меры в своих запросах – Дефрис был мультимиллионером, сахарным плантатором французского происхождения, которому принадлежал большой кусок острова под названием Сан-Фелипе. Тем не менее поручение выглядело вполне обоснованно – пациенту еще требовались послеоперационное лечение и ежедневные анализы крови. По едва уловимым признакам в поведении доктора Кэррингтона Мюррей понял, что шеф хотел бы отправить именно его.

– Это надолго?

– На месяц, не больше, – улыбнулся Кэррингтон. – Немножко солнца тебе не повредит.

– Хорошо, сэр, – помолчав, сказал Мюррей.

– Вот и славно. Старику действительно нужен кто-то, кто присматривал бы за ним. Никаких сигар, и, ради бога, держи его подальше от бутылки. – Кэррингтон встал. – Можешь доставить его на судно вместе с медсестрой О’Коннор. Отплытие в субботу в три часа дня. Разумеется, мы еще увидимся до этого.

Мюррей вернулся к своим делам. Склонный к рефлексии и внезапным приступам уныния, он почувствовал, как на его душу нашла тень. В пять часов, освободившись наконец, он вышел из здания, пересек улицу и направился в кафетерий «У Зооба». Ему требовалась чашка кофе. Заведение, часто посещаемое интернами и медсестрами, было пустым, если не считать Макси за стойкой.

– Привет, док. Что, тяжелый денек? – Толстый Макси зевнул и покачал головой. – У меня самого был тяжелый денек.

Мюррей сел и сделал заказ. В этот момент вошел еще кто-то. Оглянувшись через плечо, он узнал ее, медсестру Бенчли. Хотя на самом деле он не был с ней знаком, но раз или два они обменялись короткими репликами. Во всяком случае, он достаточно часто натыкался на нее, чтобы невзлюбить. Она была в кроссовках, синей юбке и белой блузке, а в руках держала теннисную ракетку.

Улыбнувшись бармену, который засиял в ее сторону, она села за стойку, изучила меню и заказала двойную порцию ванильного мороженого с шоколадным соусом.

«Слишком много калорий», – инстинктивно подумал Роберт, но потом понял, что ей не о чем беспокоиться. Ее фигура была идеальна, тонкая и гибкая, как натянутый лук. Она была чуть выше среднего роста – чистая кожа, карие глаза и твердый подбородок…

«Помешана на здоровом образе жизни», – покривился он. Не только по значку, который она носила, но и по ее холодноватым манерам он понял, что она выпускница методистской школы. Эти медсестры, получавшие в таких школах, как «Смит» или «Вассар», специальные навыки, воображали о себе бог знает что. По причине своего нынешнего настроения Мюррей почувствовал, как его неприязнь к ней внезапно усилилась.

Тем временем Макси взял ракетку со стойки и начал монолог о пользе физических упражнений.

– Вы ведь согласны со мной, док? – внезапно обратился он к Мюррею. – Вы-то сами из тех, кто любит держать себя в форме.

– Более или менее, – ответил Роберт. Затем язвительно добавил: – Хотя я никогда не играл в теннис под дождем.

Сестра Бенчли полуобернулась:

– А, это вы, доктор Мюррей… – И после паузы: – Я играла в помещении, в Армори.

– Берете там уроки?

– Нет, хотя, пожалуй, они бы мне не помешали.

– Что ж, – снисходительно сказал Мюррей, – продолжайте в том же духе и, допустим, следующим летом сможете принять участие в турнире медсестер.

Макси расхохотался:

– Вы шутите, Скотти![7] Разве вам не известно, что мисс Бенчли выиграла открытый турнир в прошлом году?

Слегка похолодев, Роберт промолчал. А разговор продолжался. Макси наклонился вперед, облокотившись на стойку:

– Так что с отпуском, порядок, мисс Бенчли? Поедете домой?

Она кивнула.

– Снова любимый Вермонт?

– Само собой, Макси. Там должен быть хороший снег – лыжи… Мой брат приезжает из Гротона на выходные. Мы вместе покатаемся.

Лыжи, подумал Мюррей, и теннис. И младший брат в Гротоне. До того как добиться стипендии в Эдинбургском университете, он получил образование – и это было непросто – в начальной школе Восточного Лотиана. Ему не нравилась Бенчли с этим ее аристократизмом и непринужденными манерами. Ей всегда все давалось легко, а он жил в постоянном напряжении сил, получая синяки и шишки, берясь за любую поденную работу – официантом, посудомойщиком, носильщиком на железной дороге.

Но ему нравилось так жить, жить тяжело, требовать от себя всего, что позволяли его тело и дух. Он был сам себе хозяин – таким и останется.

Она собралась уходить.

– Привезите мне немного вермонтского кленового сиропа, мисс Бенчли, – проворковал Зооб.

– Обязательно привезу, Макси. – Она улыбнулась, затем повернулась и одарила Мюррея приветливым взглядом. – Доброго вам вечера, доктор.

Когда дверь за ней закрылась, Макси сказал:

– Славная девушка, а, док?

– Мне не нравятся славные девушки. Эта тем более.

– Да бросьте шутить. Сестра Бенчли, она в моем вкусе. Прямо во всех смыслах.

– Знаешь, кто ты, Макси? – с внезапным раздражением заговорил Мюррей. – Чокнутый романтик. Давай счет.

– Что бы там ни было, – сказал Макси, вынимая карандаш из-за уха, – кто же откажется от такой куколки?

– Ой, лучше иди проветрись.