Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я смеялась, что он его просто раздражает, как любого высокомерного москвича. Но может, у него были причины? Как у меня не есть мороженое и обходить ту лавочку в парке?
Мы никогда не обсуждали с ним бывших: я ничего не рассказывала про Беккера, он не говорил о своих девушках. Но мы познакомились в его двадцать семь. И он не с монастыря приехал, год прожил в Барселоне.
Я полезла на его страницу. Там было несколько школьных фото, потом универ, какие-то пьянки, гонки, концерты, фестивали, а потом до Барселоны всё вычищено. Года за полтора.
Ну а потом пошла я. И наши с ним селфи, поездки и прочие снимки.
К десяти я приехала на работу.
В выходной день с утра в офисе «Брендманна» почти никого не было.
Приехали мы с Юлькой, художник, пиарщик, технический специалист — обсудить наше мероприятие, ну и ещё редкие сотрудники, приехавшие по своим нуждам.
Макс на связь пока так и не вышел, и снова был не в сети.
Но мне не давали покоя фотографии.
И пока ждала Юльку (та пошла за кофе), я зашла и на его страницу.
Сначала с телефона. Потом открыла на большом экране на рабочем компе.
Эфес. Вот где я видела совсем недавно древний город. Рассвет над руинами.
Когда Максимус мне только написал, я как-то вскользь подумала, что его профиль словно про меня. И вид на Босфор, и клевер, и офис Серкана Болата. Я ничего не знала только про Эфес. Обратила внимание на Стамбул. Но уже тогда разволновалась, ощутив какое-то смутное предчувствие, словно встретила любовь с первого взгляда.
Новую любовь. Или всё же старую?
Клевер, Эфес, Стамбул. Я рассматривала фотографии на большом экране.
И вдруг увидела… себя.
Чёрт бы тебя побрал, Марк! Да чтоб тебя!
Офис Серкана мы снимали через стекло с улицы. Сначала я, потом Марк, а я отошла за колонну.
В отражении стекла — себя у колонны я и разглядела.
Марк изгалялся, чтобы он в объектив не попал. Он и не попал, но я, чёрт побери, попала.
Ах ты засранец!
— Чему улыбаетесь? — принесла Юля кофе.
— Как там я тебе сказала: надо внимательнее читать анкету? — я закрыла страницу. — Так вот, надо внимательнее читать анкету.
Марк был вне зоны доступа (летел в Стамбул). И Максимус тоже был не в сети.
И я точно знала, почему Марк не сказал, что напишет. Потому что мне напишет Макс.
64
— Ну что, за работу? — спросила я, когда все собрались.
— Итак, мы делаем стенд на одном из светских мероприятий, — начал пиарщик.
— Там наша целевая аудитория, — ответила я.
И дальше объяснила, как я это вижу. Земля, обнесённая изящным заборчиком. Изумрудная трава. Подсолнухи на хрен, они попахивают деревней. А у нас Лазурный берег, то есть «Высокий берег» (Иван не согласился на «изумрудный», но и «высокий» в нашу концепцию вписывался) альпийский луг, настоящая зелёная лужайка.
— Под всей этой красотой монтируем куски настоящих труб, канализацию, ливнёвку, силовые кабели, проводим свет, интернет, все коммуникации, — я выдохнула. — Но всё это скучно, поэтому вносим эмоциональный элемент.
— Корову, — засмеялась художник. — Альпийский луг, простите, я увидела бурёнку.
— Нет, — улыбнулась я. — Но ты мыслишь в правильном направлении. Нам нужны овечки. Хорошенькие, беленькие, миленькие овечки. Живые. Настоящие.
— Ну, моя задача понятна, — развёл руками пиарщик, — будет у вас стенд и место для лужайки.
— Моя тоже, — ответил техник. — Я свяжусь с Иваном и делаем конструкции.
— С меня фото, проспект, оформление и прочие красивые картинки, — сказала художник.
— А нам с тобой надо найти овечек, — повернулась я к Юле.
«Если бы я знала, как трудно в Москве найти белую овцу, честное слово, я бы придумала что-нибудь другое», — написала я Максу несколько дней спустя.
То есть Марку, конечно. В чём я почти не сомневалась, но всё же «почти».
«Мы объездили всё: фермы, питомники, компании поставки племенного скота. Видели дорперов и мериносов. Овец рыжих, кучерявых, карликовых, с чёрной головой. Проехались по всем шашлычкам. Они НЕ белые. Они, сука страшные, как смертный грех. Серые, жёлтые, пегие — какие угодно, но не белые. И какие угодно, но не милые» — написала я.
«И что будете делать?» — спросил Максимус.
«Не знаю. Юлька сейчас поехала по ресторанам. Я привезла свекровь с больницы. Мне пока не до овец» — посмотрела я на Елену Сергеевну.
Она съела две ложки бульона, отставила тарелку, покачала головой: «Не хочу».
Я убрала переносной столик, помогла ей лечь, поправила подушку.
— Может, кашу? Жиденькую? Я сварю. Мне нетрудно.
— Глазами я бы всё съела. Не лезет, — ответила она.
Я кивнула. Отвернула в сторону лампу, чтобы не светила ей в глаза.
Оставила дверь открытой.
Я надеялась, что будет лучше. Но заживление проходило медленно. Она была вялой, слабой, уставшей, еле живой. Доктор сказал, это нормально, операцию переносят по-разному, кто-то полегче, кто-то потяжелей. Я её и не торопила. Но и Марку не могла написать как есть.
Максу бы написала. Марка берегла.
Марк звонил. Узнавал, как мама. Переживал.
Макс писал, безбожно флиртовал, расспрашивал о работе, вытягивал подробности свидания с Котом, ревновал. Я щедро давала поводы для ревности: делала вид, что собралась на второе свидание.
«Ты же понимаешь, что твой Кот расценит как согласие?» — бесновался Макс.
«Почему я должна думать о том, как он это расценит?» — сопротивлялась я.
«Потому что мы разные, — поучал Макс. — Вопрос про отношения без секса для мужчины не стоит. А если девушка сама приглашает его в ресторан, значит, секс будет».
«Я хочу пригласить его сама, потому что он классный. Он честно написал в анкете, что женат. Пригласил меня в дорогое место. Купил цветы, заказал бизнес-такси. А я пришла, потому что невнимательно читала его анкету и у меня было задание — сходить на свидание».
«Ты ничего ему не должна» — истово убеждал меня Максимус.
«Я и не чувствую себя должной. Я хочу его пригласить, потому что он умный, он интересный собеседник, и чтобы он не чувствовал себя использованным. Мне неприятно, что это выглядело именно так. Поэтому я просто хочу исправить недоразумение» — отчаянно упиралась я.
Уверена, там в Стамбуле Марк рычал: «Узнаю свою жену! Если что-то решила, с места не сдвинешь», но мне он написать этого не