не избавишься, было последним делом. Маршал хоть и командовал объединенной гайифско-бордонской армией, обладал куда меньшей свободой действий, чем следовало. Военная Коллегия, отправляя армию в Ургот, недвусмысленно дала понять, что кампания ведется под бордонскими флагами, а посему «дельфины» должны чувствовать себя хозяевами, но при этом делать то, что нужно Гайифе… Вот и изволь готовить яичницу, не разбивая яиц, к тому же тухлых!

– Госпожа Гастаки, – маршал изо всех сил старался быть любезным, – я убедительно прошу вас вернуться на борт. Тракт будет перерезан своевременно.

– Якорь вам в глотку, – голосок Зои сделал бы честь любому матросу, – вы трус, сударь. Трус и тугодум, как все мужчины! Если б армию возглавляла женщина, Фельп был бы уже взят.

– Возможно. – Ну почему ей на голову до сих пор ничего не свалилось? Хотя понятно почему. В Рассветных Садах семейке Гастаки делать нечего, а Леворукий – кавалер со вкусом, так что быть Зое бессмертной.

– В прошлый раз вы отговорились тем, что готовите минную атаку. Вы врали! Местность здесь гористая, долина – не речная, а просто впадина между горами. Быстро в каменистом грунте длинный туннель не пробьешь, а эти фельпские… морды вас раскусили бы на раз. Вибрация по камню идет лучше, чем по земле, глухой и то услышит.

Корова права, а того, кто ее просветил на предмет саперных работ, надо бы найти. И удавить. Повторяет чужие слова, а сама дура дурой. В прошлый раз съела все, что он ей наговорил, и не поморщилась, а теперь «вибрация», «грунт»…

– Сударыня, это ваша первая военная кампания?

– Не имеет значения! – окрысилась стерва. Создатель, ну за что ему такая напасть?

– Имеет. Осада крепостей, сударыня, весьма отличается от морских баталий. Эти сражения выигрывают по́том, а не кровью. Все решится осенью, когда подойдет деблокирующая армия. К этому времени нижняя стена будет взята.

О том, что она будет взята этой ночью, тебе знать незачем! Как и о том, что у города останется лишь треть армии, а две трети прорвутся в Средний Ургот и захватят Урготеллу вместе с Фомой.

– Тысяча демонов! Я требую взять стену нынче же ночью и замкнуть кольцо! Я уже писала брату о недопустимости промедления.

Она писала! Это было смешно, но не смешило. Штурм придорожной стены назначен, и откладывать его нельзя. Вражеские батареи на тракте почти готовы, еще день – и придется гнать людей на фельпскую картечь. Но как же невовремя приперлась эта морская корова! Теперь она раструбит всем и каждому, что, если б не она, Капрас бы до сих пор гонял пауканов. Правда, у него есть свидетели: штабные офицеры, готовящие штурм, но куда им тягаться с Зоей и ее бабами.

– Вот как? Вы настаиваете!

– Да, Леворукий побери! Настаиваю! – Каракатица встала и полезла из палатки, бряцая оружием. Абордажная сабля, два кинжала, пистолеты… И все это там, где у женщины должна быть талия! Капрас подождал, пока чудовищный зад скроется с глаз, и повернулся к генералу Сфанга́тису. Начальник штаба без лишних слов наполнил два бокала.

– Иногда мне хочется, чтоб у нас стало на один галеас меньше. – Сфангатис, хоть и был бордоном, свою соотечественницу не жаловал.

– Не трави душу. – Капрас залпом осушил стакан. – Надо было кончать прошлой ночью.

– Мы и так едва успели. Ничего, того, что сделали, хватит. У скал стена на честном слове держится.

– Надеюсь. Поехали поглядим.

Сфангатис кивнул и поправил шпагу. Они вышли из палатки, раздался сухой треск, по ноге что-то хлестануло. Маршал Карло Капрас глянул вниз – панталоны заливала какая-то слизь.

– Это еще что такое? – рявкнул он.

– Бешеный огурец. – Николаос указал ногой на розетку невзрачных листьев, вокруг которой расположились напоминающие колючие огурчики плоды на длинных черенках. Один черенок украшало нечто желтоватое и скрученное. – Растут по всему побережью от Кэналлоа до Агариса. Когда созревают, выстреливают семенами. Лучше переодеться, у них очень едкий сок.

– Возвращаться – дурная примета, – огрызнулся Капрас, забираясь в седло. Это было глупо, но уж такой день выдался. Сначала бешеная корова, потом бешеный огурец.

4

Старая дура, она чуть не бросилась с объятиями к голубой елке. Такие растут только в Черной Алати и нигде больше. Она дома, дома, дома, дома! Вдовствующая принцесса повернулась к сидевшей рядом девчонке:

– Смотри, это Черная Алати!

Гоганни смотрела, но ни Леворукого не соображала, да и откуда? Матильда высунулась из окошка и заорала:

– А ну стой!

Карета послушно остановилась. Шумел ручей, цвел шиповник, в траве лиловели дикие астры, вдали, сливаясь с облаками, маячил горный хребет.

– Матильда, – Альдо поравнялся с каретой и уставился на бабку, – что с тобой?

– Ничего, – засмеялась вдовица, – но дальше я в этом курьем ящике не потащусь. Едем верхом.

– Давно пора, – согласился внук. – Сейчас велю Луну оседлать.

Вдовствующая принцесса кивнула, вылезла из кареты прямо в травы. По рукам мазнули белые метелки. А́нчия! У нее сладкие цветы, очень сладкие, но потом на губах и языке остается горечь и никак не проходит, не заешь и не запьешь. В детстве она по глупости жевала анчию, в юности по еще большей глупости выскочила за Анэсти. Было сладко, стало горько…

– Готово, – доложил Альдо. – Луна тебя ждет, а Мэллит Робер возьмет в седло.

– Мэллица она, – недовольно поправила Матильда, – Мэллица! На худой конец, Мелания. Неужели трудно запомнить?

– Трудно, – вздохнул внучек и шепнул: – Алатский учить не буду.

– Да кто ж тебя заставляет, – хмыкнула Матильда. – Я и сама его подзабыла, но имена лучше не путать, а то схлопочешь.

– Имена! – оскалился Альдо. – Язык сломаешь и не заметишь.

– Ну уж какие есть, – фыркнула вдовствующая принцесса, срывая несколько стеблей.

– Что это за дрянь? – поинтересовался внук.

– Анчия, – сообщила бабушка, засовывая сорванные метелки за косо приколотую брошь. – Не вздумай грызть, горечь страшенная.

– Не вздумаю. – Альдо придержал Луну под уздцы. – Долго еще?

– К вечеру доберемся…

Можно и раньше, если рвануть напрямки, через Ти́котскую лощину, только за полсотни лет там наверняка что-то выросло, что-то свалилось, что-то обмелело, не ровен час, заплутаешь.

Застучали копыта, подъехал Робер. В темно-красном дорожном платье и на золотистом коне он был зверски хорош. Скоро женится на какой-нибудь наследнице, куда денется! Мэллит, тьфу ты, Мэллица сидела впереди Эпинэ и щурилась, как котенок.

– Красивые места, – Иноходец поднял руку, заслоняясь от солнца, – люблю горы.

– Давно? – осведомился Альдо.

– Как только увидел… Сагранна выше, Торка тоже.

– Это отроги, – отчего-то обиделась Матильда. – Главный хребет в стороне.

– Знаю, – кивнул Робер. – Я там был.

Он и впрямь там был, а вот она дальше Сакаци не забиралась, да и то в юности. Муженек и того не видал, хоть и ныл про великую Талигойю. Анэсти был создан для нытья и безделья, затащи его вдруг Леворукий на трон, он бы в обморок хлопнулся.

– Вам понравится Сакаци, – не к месту