Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я вам не враг. Я только хочу, чтобы меня оставили в покое. Мне предстоит длинный путь.
— Пойдемте вместе. Как только священник закончит, я откланяюсь, и мы вернемся в Париж.
— Мне запрещено там появляться.
— В этом случае вам надо переправиться через Сену. Тем более мне надо идти с вами. Мы найдем лодку, и я вас перевезу.
— А я думаю, что обойдусь без вас...
Отстранив юношу, Оливье быстро направился к ограде, но Жильда это не остановило. Он пошел за ним, и они вместе вышли на дорогу, ведущую к Сене.
— Ради бога, не будьте так упрямы. Позвольте мне хоть немного помочь вам.
— Зачем? Чтобы потом похвастаться перед своей красавицей?
— О, вы несправедливы и жестоки. У меня добрые намерения, уверяю вас.
— Говорят, что дорога в ад вымощена добрыми намерениями. Избавьте меня от вашего общества и возвращайтесь назад!
— Нет, я должен быть уверен в том, что вы благополучно переправились через реку. Для меня это очень важно...
— Не понимаю, почему?
— Может быть, потому, что вы из тех людей, которыми нельзя не восхищаться...
Теперь он бежал рядом с Оливье, который размашистыми шагами спускался по склону. Внезапно он остановился и посмотрел в глаза упрямцу:
— Ну, так восхищайтесь мной издалека. Оставите вы меня, наконец, в покое?
— Нет! Простите меня!
Оливье тяжело вздохнул, поставил на землю свою сумку... и кулак его, как из катапульты, выстрелил в подбородок Жильда, который грохнулся, даже не охнув, в порыжевшую траву. После чего сын Санси поднял свои пожитки и пустился в путь, ни разу не обернувшись. Он вдруг почувствовал себя намного лучше.
Глава XIII
Матье де Монтрей
На следующий день, когда Оливье разглядел вдалеке Корбей, он ненадолго остановился на вершине небольшого холма, разделяющего долины Сены и Эсоны, чтобы передохнуть и сориентироваться. Теперь ему стало понятно, почему каноники могли позволить себе реставрацию приходской церкви и пользовались услугами соборов разыскиваемого юстицией королевства. Расположенный между маленькой речушкой и большой рекой, через которую он перебрался по красивому мосту, городок шумел мельницами, крылья которых разрезали воздух, а колеса вспенивали воду; многочисленные лодки везли в Париж муку и другие местные продукты; с колоколен же лился звон, призывавший к вечерней молитве. Туман, поднимавшийся от воды — осенние дни становились все короче! — не давал сосчитать количество колоколен и как следует рассмотреть их. Та, на которой работали Матье и Реми, должна была быть самой высокой, но если она была серьезно повреждена, то могла стать и самой низкой. Вокруг, насколько хватало глаз, простирались луга, пашни, по долинам разбегались дороги, а на горизонте темнели леса.
Немного отдохнув, странник продолжил путь, мечтая поскорее добраться до очага, съесть горячего супа и лечь в постель: все это он найдет за стенами, поднимавшимися из рвов, заполненных водой Эсоны. Он спустился к каменным стрельчатым воротам со сторожевыми башнями по бокам и вошел в город. Вверху вырисовывались башни замка, который не принадлежал графам с тех пор, как Людовик VI присоединил Корбей к владениям короны и сделал его наследственным для королев. Но, став королевским городом, он охранялся еще лучше, чем прежде. Возможно, он, вместе с Сен-Дени и ярмаркой в Ленди, был одним из главных городов, снабжавших столицу.
Ступившему на подъемный мост Оливье преградила путь гизарма часового:
— Стой! Куда идешь?
— Работать у каноников приходской церкви.
— Которой? Их здесь две.
— Да? Я не знал. Той, что зовется храмом Богоматери, — ответил странник, перекрестившись.
— Откуда идешь?
— Из Парижа. Я резчик, но почему вы спрашиваете?
— Мы здесь всегда интересуемся, кто к нам приходит. Особенно когда смеркается.
Этот человек, казалось, не собирался пропускать Оливье. Видимо, ему было скучно. Он был почти таким же высоким, как и рыцарь, крепко сложен и, вероятно, искал ссоры, чтобы убить время. Однако Оливье ответил без раздражения:
— Будьте так добры, скажите, где находится собор Богоматери?
— Минуточку! Ты, кажется, очень спешишь?
— Да, я очень устал. Так что скажите мне, как пройти, и пропустите меня.
Одновременно он развернул перед носом часового охранную грамоту, которую вручил ему Ален де Парейль. Солдат, конечно, читать не умел, но королевская печать произвела на него впечатление. Он сделал шаг назад и опустил свое оружие:
— Ах, прощу прощения! Это квартал Сен-Леонар. Идите прямо по улице до моста. С другой стороны вы увидите башню и шпиль приходской церкви, которая стоит почти у самой воды.
— Спасибо.
Не мешкая, Оливье вошел под своды ворот, ощетинившихся острыми концами подъемной решетки, и тут же услышал, как она за ним опустилась. Чем дальше он шел вперед, тем меньше суеты становилось на улицах, зато в домах, где готовились к ужину, оживление возрастало. Стучали, закрываясь, деревянные ставни, и, кроме трех мужчин, споривших возле таверны, и мальчишки, бегущего с горшочком за свежей горчицей к ужину, он больше никого не встретил. Ступив на мост, он тут же увидел церковь, которую искал, и предположил, что в домиках, чьи крыши топорщились вокруг, как раз и жили каноники. Он также разглядел леса вокруг недостроенной квадратной колокольни, поднимавшейся над трансептом[235] церкви. Рабочих на лесах не было. Несколько больших шагов, и он оказался на маленькой площади, довольно неказистой для такого красивого храма. Сквозь витражи проникало сияние свечей, и слышалось пение: шла вечерняя служба. Решив оставить расспросы до конца церемонии, он снял шляпу, омочил пальцы в кропильнице и, перекрестившись, преклонил колени.
Кроме каноников, сидевших в своих креслах, в церкви почти никого не было: лишь несколько старушек и горстка мужчин. Оливье медленно прошел в короткий неф, вдоль которого тянулись два ряда галерей со стрельчатыми аркадами, опиравшимися на сдвоенные колонны, со знанием дела любуясь красотой этого архитектурного ансамбля, а также капителями колонн, в которых расцветали причудливые образцы флоры и фауны. Он почти дошел до светлого пятна, отделявшего неф от клироса, и тут увидел Реми. Стоя на коленях, закрыв лицо руками, молодой человек молился с таким жаром, что Оливье не решился его побеспокоить. Он подождал, пока тот поднял голову, и опустился на колени рядом с ним. Реми невольно взглянул на Оливье, и настоящая радость осветила его огорченное лицо:
— Оливье? О, слава богу, он услышал мои
