в ней бывало тесновато, особенно — во второй половине дня. Но это неудобство искупала красота и приветливость хозяйки, а также — отличное чешское пиво, вкус которого не шел ни в какое сравнение с местным.

Заведение они закрывали в девятом часу вечера, когда на улице темнело. Затем садились на кухне тесным кружком, чтобы выпить чаю. Рисковали сильно: наглухо закрыв двери и ставни на окнах, вполголоса обсуждали по-русски события минувшего дня. Николай и Якоб-Георг обычно разъезжали по окрестным селам якобы для закупки провизии, но на самом деле — для разведки. Сержант Ермилов в качестве вышибалы наблюдал за посетителями и охранял пивную. Глафира суетилась на кухне, управляя нанятыми кухаркой и посудомойкой. Они рассказывали друг другу обо всем увиденном и услышанном в пивной, вокруг нее, в Рейхенбахе, на ближайших дорогах.

Аржанова молча выслушивала сообщения. Неимоверная усталость наваливалась на нее, как камень, после дня, проведенного за пивной стойкой. Она и не подозревала, что новая роль окажется столь трудной и, можно сказать, невыносимой. Восемь часов подряд быть на людях, в постоянном общении с ними, с улыбкой на устах, но всегда настороже, поскольку кретины, подобные майору Клебеку, не спускают с нее глаз и ждут какой-нибудь ее ошибки.

Ей-богу, гораздо легче скакать по пыльным крымским дорогам и перестреливаться с очумелыми татарами, плыть по бушующему Черному морю на утлом купеческом суденышке, под взрывы минных подземных галерей идти на штурм неприступной крепости. Легче тем, что сначала смерть как будто пристально заглядывает тебе в глаза, а потом отступает. Тогда приходит чувство победы, освобождения, бешеной радости.

Глафира, заварив чай и разлив его по чашкам, поставила на стол горшочек с медом, молочник и блюдо с пирогом, нарезанным квадратными кусками. Анастасия всегда пила очень горячий чай с медом и молоком, чтобы заснуть побыстрее. «Немец» заботливо придвинул к ней горшочек, до краев наполненный золотистой, густой, тягучей жидкостью. Он видел, что курская дворянка все еще находится там, за стойкой, у темных бочек с кранами, и никак не может стряхнуть с себя это наваждение.

— А не уронить ли на голову Леонарда Клебека бревно? — спросил надворный советник. — Чисто случайно, конечно. Якобы оно скатилось с нашей крыши…

— Да запросто, ваше высокоблагородие! — поддержал его Ермилов, выбрав самый большой кусок пирога.

— Не подходит! — возразил Николай. — Свалится он возле нашего дома, начнутся расспросы, то да се. Предлагаю засаду на дороге и пулю прямо в ягодицу, либо левую, либо правую. На ваш, матушка барыня, выбор.

Анастасия невольно улыбнулась. В жизненных принципах меткого стрелка произошли некоторые изменения, связанные, вероятно, с длительной беззаботной жизнью в Вене. Раньше он стрелял только в переносицу или в висок, то есть поражал противника насмерть и сразу. Сейчас предлагал более гуманный вариант, оставляя австрийцу жизнь, очевидно, в целях конспирации.

— Друзья мои, давайте не будем трогать майора! — она обвела повеселевшим взглядом добрых своих сотрудников. — Пусть он продолжает свои ухаживания и наблюдения. Это — испытание, его надо вытерпеть… Да, сжав зубы, терпеть и ждать, пока господин Кропачек не принесет что-нибудь по-настоящему ценное…

Она отлично знала, что происходит на международной конференции. Дела там обстояли далеко не блестяще. Во-первых, прусский король Фридрих-Вильгельм Второй, наконец-то почуяв недоброе, попытался под разными предлогами не пропустить в Рейхенбах английского и голландского послов и фактически арестовал их в столице Силезии, Бреславле. После решительного протеста Великобритании послов все-таки пропустили. Во-вторых, на первых же заседаниях намерения премьер-министра Уильяма Питта-младшего были продекларированы с полной откровенностью и вызвали шок у дипломатов Австрии и Пруссии: никаких территориальных приобретений ни для одной из сторон!

По замыслу островитян, Священной Римской империи следовало немедленно заключить мир с Турцией на основе восстановления строгого «status quo», то есть в прежних границах, отдав османам завоеванный у них в 1789 году Белград. Ни Австрия, ни Пруссия не получат английской поддержки, если начнут военные действия друг против друга. Максимум на что может рассчитывать император Леопольд Второй — это помощь в восстановлении власти Габсбургов в Бельгии, охваченной революцией.

Дебаты проходили бурно, с речами, полными взаимных упреков, претензий и обращений к недавнему и давнему прошлому. Не раз и не два какая-нибудь из делегаций демонстративно покидала ратушу и громко призывала третью, то есть англо-голландскую сторону, быть свидетелем свершающейся здесь несправедливости. Однако после длинных вечерних разговоров в кулуарах зараженные непримиримым антагонизмом австрийцы и пруссаки на следующий день возвращались в зал заседаний и продолжали обсуждение плана Уильяма Питта-младшего.

Точно и аккуратно вести протоколы в таких условиях было весьма и весьма затруднительно. Кипы бумаг, заполненные тремя писарями словами и фразами на международном французском языке, попадали в руки к канцеляристу Кропачеку, как правило, после обеда. Он читал их, иногда еле-еле добираясь до смысла, правил, оттачивал формулировки, заменял ругательства более вежливыми выражениями и передавал своему помощнику. Тот делал чистовик и копировал его в трех экземплярах для обсуждения на новом раунде переговоров.

Текст первой из четырех подписанных в течение «Рейхенбахского пуффа» конвенций поистине рождался в муках. Это был договор между Австрией и Турцией о сепаратном мире. Австрия отказывалась от своих завоеваний в Османской империи и бросала прежнего союзника, Россию, в разгар летней кампании на придунайских равнинах. Среди разных пунктов этого договора, который предполагалось подписать 27 июля 1790 года, был один, совершенно секретный.

По настоянию англичан австрийцы делали бывшим противникам роскошный подарок. Они обязывались не пропускать через свои боевые порядки дивизию генерал-аншефа графа Суворова-Рымникского, которая базировалась в румынском городе Галац. Таким образом русские попадали в ловушку. За спиной у них находился Дунай, имеющий здесь ширину свыше полутора километров и глубину до тридцати метров. Перед ними и справа располагались австрийские военные части, теперь уже бывшие союзники, слева — турки, старые заклятые враги.

Переписывая согласованный всеми сторонами текст конвенции, Януш Кропачек улыбался. Прелестная Лора-Грета, или как там ее зовут по-настоящему, в предыдущие дни слушала его без особого интереса. Она брала записи, сделанные им на заседаниях, и явно неохотно отсчитывала за них деньги. Канцелярист понимал: это — не то, что ей нужно.

Да, дискуссии за закрытыми дверями ратуши протекали увлекательно. Распри между австрийцами и пруссаками, неожиданные маневры сынов Туманного Альбиона, надежды посла султана Омар-паши на бесплатный гешефт, ожидание глупых поляков подарка от европейских держав в виде провинции Галиция. Мало ли о чем могут бесконечно болтать люди, специально для высокоумных разговоров собравшиеся в одном месте?

Но документ — дело абсолютно другое.

Вскоре его подпишут дипломаты, и жизнь тысяч и тысяч людей пойдет по-иному. Например, солдаты императора Леопольда Второго переберутся из Турции в Бельгию и начнут разгонять толпы недовольных, запрудивших улицы Брюсселя. Русские у Галаца попадут в плен к османам и будут